Враг мой - друг мой | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Байсаров понимал заслугу Умара и ценил его...

* * *

А возможность плена была всегда, потому что обычно операции, разработанные фактически Умаром, были, в полном соответствии с природной дерзостью отставного майора ВДВ, предельно рискованными. Умар всегда видел слабое место противника, а слабое место существовало, как правило, там, где люди уверены в своей безопасности. То есть там, где не ожидают появления боевиков, надеясь на свою обычную «мнимую безопасность», с которой сам Умар еще в Афгане встречался постоянно.

Что такое мнимая безопасность, Умар сразу втолковал бывшему менту. Выставлен, например, в лесу заслон. Выставлен для того, чтобы не пропустить куда-то боевиков. Командованию всегда, как правило, кажется, что чем больше людей оно задействует, тем безопасность выше. И потому следом за первым выставляется порой и второй заслон. За ним, может быть, даже и третий... Почешешь затылок, подумаешь – да как же здесь пройти! Да как же в таких условиях операцию проводить!

Именно на эти мысли боевиков и надеются федеральные командиры. А в действительности, если психологию солдат учитывать, все совсем иначе получается... Да просто поставь в передовой заслон не двадцать человек, а четверых с пулеметом, и они будут каждый звук в ночи ловить... Они ни один шорох не упустят... Знают, что положиться могут только на собственные силы... А когда на посту двадцать человек, то шорохи только кто-то один, от силы двое ловят, да и то не так внимательно, предполагая, что в группе стволов много, и какой же дурак на такое количество стволов попрет... Кроме того, знают, что и за спиной такая же мощная поддержка...

Про второй заслон, что за спиной первого устроился, вообще говорить нечего. Там, случается, солдаты откровенно отсыпаются, для этого им в части не всегда удается выбрать время. Они полностью на первый заслон надеются и совершенно не думают о том, для чего их самих выставили... Если есть третий, то в третьем могут себе позволить даже храпеть... Это все солдатская психология... Согласно психологии, на войне каждый надеется, что пуля попадет не в него, а в того, кто справа или слева... Согласно этой психологии, мощный заслон всегда слаб тем, что каждый его отдельный боец считает – товарищи подстрахуют... И в результате никто не ждет нападения, никто не готов к полноценному и эффективному отражению атаки... Это вот и есть «мнимая безопасность». В действительности, если есть достойный противник, он легко эту безопасность превращает в повышенную, почти катастрофическую опасность...

Из первой чеченской войны Умар помнил случай, когда он, зайдя сбоку, одну за другой бросил две гранаты не в кого-то, а между заслонами. И оба заслона впопыхах, без проверки, без подготовки, открыли встречный огонь. И почти перестреляли друг друга, а потом были просто добиты подошедшими боевиками. А уж тихо пробраться, лучше даже другой стороной, если она есть, и атаковать последний спящий дозор – это для опытных бойцов одно удовольствие... И Умар часто строил операции именно на знании психологии солдат... Хотя при этом опасность все равно остается повышенной, попасть в крупные неприятности в такой ситуации можно всегда, если вовремя не дать подходящую моменту команду. А что такое неприятность на войне? Не убьют, так в плен угодишь, потому что противник уже будет везде...

В плен попасть можно было в любой ситуации, в более безобидной на первый взгляд, хотя в действительности безобидных ситуаций в их жизни не бывает... В хорошо знакомое село за продуктами пойдешь, и пойдешь даже к людям знакомым, которые никогда не отказывали при необходимости, а там незамеченными уже федералы обосновались и ждут, стволы поглаживая... Можно было в этом случае погибнуть, а можно было и в плен попасть... Полковник Раскатов при всем своем огромном опыте в плен попал, не успев ни единого выстрела сделать, хотя, помнится, стрелял он когда-то хорошо и растерянностью в боевой обстановке тоже не отличался... И случаи все перебирать не стоит... И Умар никогда возможные случи не перебирал, он только был уверен, что не созданы еще путы, способные удержать сильного и умного человека за решеткой... Сильный и умный человек найдет и способ, и возможность, чтобы оказаться на свободе...

Себя Умар всегда считал сильным и умным человеком...

И потому был уверен, что плен – это не для него.

* * *

– А здорово этот полковник переполошился... – вспомнил вдруг Анзор. – Боялся, Умар, тебя потерять... Чуть не потерял Мовлади, а боялся-то, наверное, только за тебя...

– Может быть... – кивнул Умар согласно. – Это говорит только в его пользу... Значит, он хороший и честный человек, который умеет испытывать благодарность...

– Странная у тебя с ним дружба... – заметил и Беслан.

– А что странного в такой дружбе, – словно чувствуя подвох, в сторону Умара направленный, с напряженным вызовом спросил Астамир, сразу на сторону отца становясь, хотя сам только недавно эту дружбу отца с федеральным полковником не одобрял. – Если ты спасешь человека, ты к нему больше привязываешься, чем если бы он тебя спас... Это закон жизни...

Сын повторил недавние слова отца. Значит, он, хотя и не сразу, все же понял, о чем говорил с ним Умар. Хочется надеяться, что и весь остальной разговор обдумает и поймет. Астамир всегда долго думает. Он не только сердца, он привык еще и головы слушаться. А когда сердце к голове прислушивается и наоборот – решение обычно правильным бывает. Только сердце – это гнев, только голова – осторожность. Друг без друга они ничего по большому счету не стоят, они даже вредны, но вместе делают сильного и умного человека...

– Я разве говорю, что это плохо? – Беслан, как оказалось, ругаться не хотел, хотя попрепираться всегда любил. Но сейчас слишком незавидное было у всех положение, чтобы ругаться. Пусть и пообещали их всех сегодня же ночью вытащить отсюда, но каждый боец понимает в глубине души, что любое дело может по каким-то причинам сорваться. И потому даже Беслан соображал, что пока лучше всем держаться вместе. А там уж, когда судьба разведет всех, а она всех, конечно же, кроме отца с сыном, разведет, тогда уже ни дружба, ни ругань будут не нужны. – Я просто возмущаюсь, как так можно... В течение суток... Один другого спасает, а второй его за это ловит и арестовывает...

– Беслан, ты это сможешь понять только тогда, когда окажешься на моем месте... А на моем месте ты уже никогда не окажешься, потому что ты не офицер, и война в Афгане давно закончилась. Может, даст Аллах тебе столкнуться в жизни с подобным, тогда, надеюсь, поймешь...

– Я на твоем месте не окажусь... – все-таки показал Беслан свой нрав, первоначально сдерживаемый. – И не хочу оказываться... Никогда и ни за что... Я никого не спасал и никого спасать не собираюсь, мне бы самому спастись, и этому одному буду всю оставшуюся жизнь радоваться... А на спасителей и спасенных мне просто наплевать... Не нравятся они мне, ни те, ни другие...

– Обычно по жизни так бывает, что спасают именно того, кто сам спасает... Причем необязательно это двух людей касается... – заметил Астамир. – Ты спасешь одного, тебя, случай выпадет, спасет совершенно другой, незнакомый тебе...