Комиссия наконец собралась и начала заслушивать первые показания. Боб Гейтс, который тремя годами ранее составил длинный перечень из 176 угроз, теперь заявил, что агентство перегружено множеством поставленных задач. Руководители операций и резиденты говорили, что секретная служба утопает от многочисленных запросов на выполнение мелких поручений и задач за океаном. Зачем Белый дом просит ЦРУ докладывать о росте евангелистского движения в Латинской Америке? Неужели это так важно для национальной безопасности Соединенных Штатов? Агентство способно выполнять лишь несколько крупных миссий одновременно. Скажите нам, чего вы все-таки от нас хотите, наперебой спрашивали сотрудники ЦРУ.
Но ничто не вызывало повышенного интереса у комиссии. Ни атака религиозного фанатика в марте 1995 года, который выпустил зарин в токийском метро, отчего погибли 12 и пострадали 3769 человек. Ни взрыв в федеральной штаб-квартире в Оклахома-Сити в апреле 1995 года, унесший 169 жизней и ставший самым чудовищным преступлением на американской территории после трагедии Перл-Харбора. Ни раскрытие заговора исламистов, задумавших взорвать десяток американских авиалайнеров над Tихим океаном и направить один из угнанных самолетов прямо на здание штаб-квартиры ЦРУ. Ни предупреждение офицера ЦРУ о том, что когда-нибудь Соединенные Штаты столкнутся с «воздушным терроризмом» – пикированием самолетов на выбранные террористами цели. Ни тот факт, что в общей сложности лишь три человека во всем американском разведывательном сообществе могли понимать беглую арабскую речь. Ни осознание того, что возможности ЦРУ анализировать информацию заглушались стремительным развитием средств электронной связи, персональных компьютеров, мобильных телефонов и публично доступным шифрованием частных коммуникаций. Ни растущее осознание того, что ЦРУ фактически пребывает в состоянии грядущего краха…
Доклад комиссии, который готовился семнадцать месяцев, в итоге не возымел никакого веса и воздействия. «Антитеррористическим мерам уделили мало внимания, – заявил один из членов комиссии, Лох Джонсон. – Никогда не определялись пределы секретных операций; недостатки и провалы в значительной степени оставались без должного рассмотрения». Никто из тех, кто ознакомился с этим докладом, не купился на утешительные аргументы о том, что небольшие корректировки могут исправить положение.
Когда комиссия завершала работу над своим докладом, в общей сложности лишь двадцать пять человек были зарегистрированы в качестве курсантов учебного центра ЦРУ. Возможности агентства по привлечению в свои ряды новых талантов сейчас находились на небывало низком уровне. То же касалось и его репутации. Дело Эймса превратило будущее ЦРУ в жертву собственной истории.
Секретная служба была «ужасно обеспокоена тем явно недостаточным, по мнению ее сотрудников и руководства, количеством людей на передовой, – заявлял в то время Фред Хитц. – Заполучить в свои ряды нужных людей и расставить их на нужные места – это уже совсем другая проблема. У нас есть хорошие люди, но их недостаточно, и их недостаточно там, где мы больше всего в них нуждаемся. Если президент Соединенных Штатов и конгресс не помогут в этом, то когда-нибудь произойдет событие, которое конечно же приведет нас всех в чувство. Только будет слишком поздно. Я имею в виду какое-нибудь ужасное происшествие в одной из стран мира, а возможно, и в нашей собственной, которое заставит нас всех проснуться, как заставил в свое время проснуться Перл-Харбор, и спросить: «Но почему же мы об этом ничего не знали?»
В конце 1994 года Джим Вулси написал прощальную записку в адрес своих подчиненных в ЦРУ, направил курьером прошение об отставке в Белый дом и второпях уехал из города. Билл Клинтон принялся искать в правительстве того, кто согласится занять пост директора Центральной разведки и, главное, сможет выполнять эту работу.
«Президент спросил, интересует ли меня должность директора Центральной разведки, – вспоминал заместитель министра обороны Джон Дейч. – На что я весьма ясно дал ему понять, что нет. Я ведь видел, какие трудности испытывал на этом посту мой друг Джим Вулси. У меня не было ни одной причины считать, что на этом поприще мне удалось бы добиться большего успеха».
Прекрасно, ответил Клинтон, тогда отыщите мне того, кто сможет. Прошло шесть недель, прежде чем Дейчу удалось едва ли не силой уговорить для этой работы отставного генерала военно-воздушных сил Майка Кэмса. Еще шесть недель прошло, прежде чем эта кандидатура после долгих обсуждений и сомнений в конце концов была отвергнута.
«Тогда президент все-таки надавил на меня, убеждая, что именно моя кандидатура как нельзя лучше подходит для этой работы», – сказал Дейч.
Так начался короткий и горький урок политической науки для американской разведки. У Дейча имелись серьезные основания опасаться нового назначения. Он добрых три десятка лет вращался в кругах национальной безопасности и знал, что еще ни один директор Центральной разведки не преуспел в том, чтобы добросовестно соблюдать устав ведомства, работая одновременно в качестве председателя сообщества американской разведки и руководителя ЦРУ. Он сделал запрос и получил статус члена правительства, как в свое время и Билл Кейси, чтобы обеспечить себе хоть какой-то доступ к президенту. Дейч надеялся, что в случае переизбрания Клинтона в 1996 году он мог бы рассчитывать на пост министра обороны. Но при этом он знал, что в ЦРУ царят хаос и неразбериха и такое положение за пару лет не исправить.
«Доведенное до крайности из рук вон плохим руководством, агентство фактически брошено на произвол судьбы, – отметил в своем дневнике старый аналитик ЦРУ Джон Джентри в первые дни пребывания Дейча на новом для себя посту. – У него очевидный недуг. Слишком велик уровень недовольства сотрудников вплоть до самых высоких чинов. Высший командный состав тоже испытывает колебания». Агентством управлял «корпус старших офицеров, настолько лишенных реальных руководительских навыков, что теперь оно в значительной степени не способно к независимым творческим действиям». В ситуации, когда Клинтон, очевидно, вполне довольствовался информацией, получаемой от репортеров Си-эн-эн, написал Джентри, ЦРУ нечем было ему угодить.
В качестве заместителя министра обороны Дейч завершил вместе с Вулси годовой обзор американской разведки, стремясь достичь перемирия в бесконечных войнах за деньги и власть между Пентагоном и ЦРУ. Они выбирали с ним какую-то проблему – скажем, распространение ядерного оружия – и в конце дня приходили к выводу, что в этой области предстояло добиться намного больше, чем сделано до сих пор. Контрразведка? После случая с Эймсом очевидно, что здесь – непаханое поле! Поддержка военных операций? Чрезвычайно важный вопрос! Агентурная разведка? Нужно больше шпионов. Улучшить аналитический аспект? Крайне необходимо! В конце обзора стало ясно, что существует бесконечное число потребностей и вполне ограниченный бюджет и численность персонала, которые призваны эти потребности удовлетворить. Американскую разведку нельзя было реформировать изнутри, и, уж конечно, никто не реформировал ее извне.
Дейч и Вулси были оба подвержены известному синдрому «Я здесь самый умный». Различие заключалось в том, что Дейч действительно был самым умным и способным. Он занимал пост проректора по науке в Массачусетском технологическом институте, преуспел в исследованиях в области физической химии, науки о трансформациях вещества на молекулярном, атомном и субатомном уровнях. Он мог объяснить, как глыба угля становится алмазом. И намеревался по тому же принципу преобразовывать ЦРУ. На слушаниях перед утверждением в должности он поклялся изменить культуру секретной службы ЦРУ «до мозга костей», но при этом у него все-таки отсутствовало ясное представление о том, как это сделать. Как и его предшественники, Дейч отправился за советом к Ричарду Хелмсу…