Никсон и Киссинджер действовали на уровне секретности за пределами ЦРУ. Когда они вступали в контакт с противниками Соединенных Штатов – во время тайных переговоров с Советами, китайцами, северовьетнамцами, – ЦРУ либо знало об этом немного, либо вовсе ничего. И на это были свои причины: Белый дом не верил большей части того, что эксперты ЦРУ вещали о силах и ресурсах коммунизма, особенно в части оценки агентством военной мощи Советского Союза.
«Я не хочу сказать, что они лгут или искажают разведданные, но мне хочется, чтобы эти парни более деликатно и осторожно отделяли факты от чьих-то мнений», – заявил Никсон Хелмсу 18 июня 1969 года на заседании Совета национальной безопасности.
«Дело в том, что наши разведывательные прогнозы на 1965, 1966, 1967 и 1968 годы – а я познакомился с каждым из них – примерно на 50 процентов оказались ошибочными на предмет того, что затевают русские, – сказал Никсон. – Мы должны начинать с фактов, собрать все факты и делать выводы на основе неопровержимых фактов. Это теперь понятно?»
Никсон был взбешен, узнав, что, по утверждению ЦРУ, у Советов нет ни намерений, ни технологий, чтобы нанести упреждающий ядерный удар. Этот вывод был сделан в суматохе формальных оценок советских стратегических сил, каждую из которых Никсон отклонил. «Бесполезно, – написал он на полях служебной записки Хелмса по поводу ядерных ресурсов Москвы. – Это поверхностное и бессмысленное цитирование информации, которую мы и так ежедневно получаем из прессы». Исследования ЦРУ бросали вызов планам Никсона построить противоракетную систему – прелюдию к «Звездным войнам» будущего. «А собственно, на чьей стороне агентство? – задавали вопрос Хелмсу из Белого дома, и это являлось главным аргументом вашингтонской администрации. – Другими словами, «давайте все соберем до кучи и «согласуем» все факты и улики».
В конце концов Хелмс именно так и поступил, удалив ключевой абзац из самой важной оценки ЦРУ советских ядерных сил в 1969 году. В очередной раз агентство перестроило свою работу, чтобы соответствовать политическим рамкам Белого дома. Решение согласиться с линией Белого дома «явно не встретило одобрения со стороны аналитиков агентства, – записал Хелмс в своем дневнике. – В их глазах я поступился одной из фундаментальных обязанностей агентства – мандатом оценки всей доступной информации и высказывания собственного суждения, независимо от текущей американской политики». Но Хелмс не рискнул ввязаться в эту битву: «Я был убежден, что в споре с администрацией Никсона мы потерпим поражение, и при этом агентству будет нанесен серьезный ущерб». Его аналитики жаловались на подавление инакомыслия и отказ учиться на ошибках прошлого. Но никакого плана по улучшению анализа военных ресурсов и намерений СССР все равно предложено не было.
ЦРУ уже в течение восьми лет изучало фотографии территории СССР, полученные со спутников-шпионов, пытаясь с орбитальной высоты собрать воедино хитрую мозаику советских вооруженных сил. Агентство работало над очередным поколением спутников-шпионов, которые планировалось оснастить телевизионными камерами. Хелмс всегда был убежден, что никакие технические устройства не смогут заменить живых шпионов. Однако он заверил Никсона, что они дадут Соединенным Штатам возможность удостовериться, как Москва выполняет соглашения и договоренности, достигнутые в Хельсинки в ходе продолжающихся переговоров по Ограничению стратегических вооружений (ОСВ).
Но чем больше свежих данных получало ЦРУ о советских вооруженных силах, тем менее ясной становилась общая картина. Никсон справедливо критиковал агентство за то, что оно недооценило советскую ядерную мощь в 1960-х годах; он не забывал напоминать об этом в течение всего срока своего президентства. Результат этого давления теперь очевиден: в течение тринадцати лет, с эры Никсона до заключительных дней холодной войны, каждая новая оценка советских стратегических ядерных сил завышала фактический уровень модернизации Москвой своих вооружений.
Никсон тем не менее полагался на ЦРУ, стремясь ужалить Советский Союз при каждом удобном случае – не только в Москве, но и в любой точке земного шара.
«Президент вызвал меня и Генри Киссинджера в Овальный кабинет после заседания Совета национальной безопасности, которое превратилось в 25-минутное обсуждение множества тем, включая ОСВ, Лаос, Камбоджу, Кубу и противозаконные операции, – записал Хелмс 25 марта 1970 года. – Что касается противозаконных операций, то президент приказал мне ударить по Советам, притом покрепче, и делать это в любом удобном месте в мире. Он сказал, что можно «действовать на свое усмотрение», но при этом держать Генри Киссинджера в курсе всех дел и проявлять как можно больше творчества и смекалки. В этот момент он был красноречив и эмоционален, как никогда». Поощренный столь редким моментом президентского внимания, Хелмс «воспользовался случаем, чтобы подчеркнуть, что, по его искреннему убеждению, Соединенные Штаты не должны отказываться ни от чего, что способно оказать давление на Советский Союз или вызвать недовольство или раздражение Советов». Он пообещал президенту разработать множество новых секретных операций против Советов.
Из всего достаточно объемного текста, который Хелмс направил в Белый дом на следующей неделе, Никсон пробежал глазами лишь один параграф…
Хелмс еще раз пересмотрел работу радиостанций «Свободная Европа» и «Свобода», в развитие которых за двадцать лет было вложено более 400 миллионов долларов, и оценил их способность поддерживать мятежный «огонь» инакомыслия по ту сторону железного занавеса. Он проанализировал работу советских диссидентов, таких как физик Андрей Сахаров и писатель Александр Солженицын, высказывания которых передавались в эфир на территории Советского Союза через ЦРУ. 30 миллионов человек в Восточной Европе слушали «Свободную Европу», а многие советские граждане настраивались на волну «Свободы», хотя Москва тратила 150 миллионов долларов в год, чтобы заглушить их сигналы. Кроме того, с конца 1950-х годов «Свободная Европа» и «Свобода» распространили в Советском Союзе и странах Восточной Европе почти 2,5 миллиона экземпляров книг и периодических изданий. Выражалась надежда на то, что слова, произнесенные в эфире и через печать, могут стимулировать порывы к интеллектуальной и культурной свободе.
Все это было хорошо, но для Никсона – уже далеко не оригинально. Всерьез он воспринимал лишь способность ЦРУ фальсифицировать результаты выборов. В этом деле ведомство и в самом деле преуспело.
«Во многих случаях, оказавшись перед угрозой победы на выборах коммунистической партии или представителей Народного фронта, мы достойно противостояли этой угрозе и добивались успеха, – напомнил Хелмс президенту. – «Гайана в 1963 году и Чили в 1964-м – достойные примеры того, чего можно добиться в непростых обстоятельствах. Подобные ситуации могут вскоре возникнуть в различных частях мира, и у нас на этот случай подготовлены тщательно спланированные секретные программы». Это уже был совсем другой разговор. Деньги и политика были гораздо ближе к сердцу Никсона.
ЦРУ на всем протяжении холодной войны тайно поддерживало политических деятелей в Западной Европе. В этот негласный перечень входили канцлер ФРГ Вилли Брандт, премьер-министр Франции Ги Молле, а также любой христианский демократ, когда-либо одерживающий победу на выборах в Италии.