Полковник Шоуальтер далее отмечает:
«С немецкой стороны наблюдалось усиление активности разведывательных групп и поисковых отрядов, на передовую линию были выдвинуты наиболее боеспособные войсковые части, заготовлены переправочные средства для форсирования рек, к линии фронта подтянуты из тыловых районов сосредоточенные там ранее дивизии. В танковых частях участились разговоры о предстоявшем наступлении. И все это на участке фронта, где еще совсем недавно было тихо и спокойно. Несмотря на эти явные признаки подготовки к наступлению, благодушие офицеров американской разведки нисколько не изменилось. (Некоторое исключение составили рапорта полковников Диксона и Коха, да и то не вполне корректные.) Таким образом, разведывательная служба не оправдала доверия командования».
Неправильная оценка обстановки явилась, по сути дела, следствием всех вышеназванных ошибок. Но сработали и другие факторы.
Среди войсковых разведчиков установилось что-то вроде обычая, который можно обозначить так: «Почеши мне спину, тогда я почешу твою» (ты – мне, я – тебе). На каждой ступеньке иерархической лестницы было ярко выражено стремление прежде всего умело преподнести собственные успехи и даже преувеличить их. Фрагменты информации, подаваемой снизу как вероятной и, по сути, ничем не подтвержденной, охотно подхватывались наверху. В анализах руководства эти сведения проходили уже почти как стопроцентно достоверные.
Начальники разведок верхнего эшелона, получавшие информацию от «Магики», британской разведывательной службы, управления стратегических служб и других источников, нашинковывали ею свои донесения столь щедро, что в войсках не знали даже, как к ним подступиться. Войсковые разведчики низшего уровня в итоге с трудом отсеивали зерна от плевел.
В качестве примера подобной болтовни сверху можно привести изложение стратегической обстановки на советско-германском фронте или рассуждения о психологии жителей Рейнской области. Майор Филипсборн, иллюстрируя это положение, не без иронии говорил:
«Хотя мы подчас сталкиваемся с преувеличениями, однако и в них содержится очень много истинного: нам было, например, абсолютно точно известно, где в близлежащих городах находились мосты, переправы и бордели, но о позициях противотанковой артиллерии противника мы не имели почти никакого представления».
Колье расценивает деятельность войсковой разведки как в целом неудачную. Это означает, что речь идет не об отдельных личностях или группе лиц. «Положение дел в войсковой и авиаразведках было поставлено из рук вон плохо».
В военном деле правильная оценка противника относится к большому искусству: его нельзя ни недооценивать, ни переоценивать. У нас же способность противника действовать инициативно, несмотря на мощное давление союзников, была недооценена. Как американцы, так и англичане видели противника в таком зеркале, которое отражало только их собственный образ мышления.
Так примерно выглядит «история болезни» разведывательных служб союзников в Арденнском сражении.
Многие люди считают, что военная история – не более как «вялая игра в футбол в утренние часы». Однако урок, преподнесенный Арденнами в плане получения и оценки информации, действенен еще и сегодня. Ведь мы живем в эпоху, когда от безукоризненной работы разведывательной службы зависит зачастую жизнь или смерть нации.
Привожу рецензию генерала Маршалла на книгу Хансона Болдуина «Битвы, выигранные и проигранные» (вышла в свет 9 октября 1966 года в издательстве «Нью-Йорк тайме бук ревью»):
«Сразу же после окончания Второй мировой войны я решил собрать совещание с участием моих шести начальников отделов и представителей генерального штаба во главе с генералом Уолтером Смитом, чтобы рассмотреть вопросы, на которые до того времени не было получено ответов. К моему удивлению, моя попытка увенчалась успехом, и мы заседали во Франкфурте-на-Майне целых два дня.
В заключение мы затронули больную проблему: почему немецкое контрнаступление в Арденнах оказалось для нас неожиданным?
Среди присутствовавших был полковник Стронг, который в то время предупреждал (в особенности при неофициальных обсуждениях обстановки), что противник вполне возможно готовится перейти в контрнаступление где-то на фронте 8-го американского корпуса. При этом он указывал на появление новых немецких дивизий и на то, что танковые части могли быть сконцентрированы на арденнском фронте в течение шести часов.
Я не удержался от замечания:
– О'кей. Но если разведка ни при чем, то вина, следовательно, ложится на оперативный отдел.
Генерал Гарольд Балл (Пинки), тогда начальник оперативного отдела, в ответ сказал:
– Еще будучи малолетним, я придерживался мнения, что лучше признаться сразу, когда тебя заметят со спущенными штанами. Да, в недооценке противника была моя ошибка, но не только моя. Я готов взять на себя часть вины, если и мои коллеги, сидящие здесь, признают и свою вину. Ведь мы вместе уверяли главнокомандующего, что противник не станет предпринимать в Арденнах решительного наступления.
Говоря это, он указал на генералов Смита и Джока Уайтли, англичанина, также бывшего начальника оперативного отдела. Оба согласно кивнули.
Тогда ему задали вопрос:
– Почему вы оставили без внимания предупреждения Стронга?
Балл ответил:
– Потому что мы думали: наше мнение совпадает с мнением немецкого генерального штаба, а именно – не в их, мол, интересах предпринимать подобную затею. Немцы располагались на зимних квартирах и находились в гораздо лучших условиях, нежели наши войска. Для них было бы целесообразнее затянуть войну. Тогда они могли бы надеяться на более благоприятный исход.
По всей видимости, так и замышлялось. Но мы не учли того обстоятельства, что после неудачной попытки покушения на него в июле 1944 года Гитлер взял на себя функции главнокомандующего и стал принимать решения единолично, считая мнение своего генерального штаба несущественным. Странно, что верховное командование союзными войсками в Европе не приняло во внимание его безрассудство. К слову сказать, многие немецкие генералы тоже не знали, что суть проблемы заключалась именно в этом.
Во время ведения военных действий каждая разведывательная служба старается приложить максимум усилий, чтобы работать эффективнее, поэтому и применяет самые разнообразные методы, в том числе и жесткие. В мирное время положение резко меняется. И одна из причин этого – боязнь возмездия. Ведь если кого-то ударить, можно предположить, что он нанесет ответный удар. К тому же секретные службы соблюдают по отношению друг к другу определенный такт, вопреки измышлениям некоторых писателей.
Но из этого правила имеются, конечно, исключения. Советская сторона и в мирное время может проявить жесткость, если объектом ее мести является, например, сбежавший сотрудник секретной службы. Или человек, который относится по политическим убеждениям к другому лагерю и старается выступать против существующего режима. При этом не столь существенно, как далеко он находится от родной стороны. В советской секретной службе имеется специальный отдел, функция которого – заниматься разборками с такими людьми (их либо устраняют, либо похищают). Любителями такие дела не делаются! Подобные операции тщательно планируют – как с применением оружия, так и средств, которые почти не оставляют следов. Основательно продумываются пути отхода убийцы, также, как правило, не оставляющего следов, за исключением одного-двух трупов. И это совершается с одной целью – запугать лиц, занимающихся антисоветской деятельностью.