Злого умысла в пренебрежении нашими войсками и их благополучием не было и не могло быть. Зато имелась токсичная комбинация некорректных предположений о длительности и характере войны, закостенелой бюрократии, бюджетных решений, принятых в отрыве от реальной ситуации на фронтах, сосредоточенности военных ведомств на рутинном составлении бюджета и яростных схватках за каждый лишний доллар на планирование грядущих войн; Белый дом не осознавал насущных потребностей наших войск в зонах боевых действий и не желал слушать «горстку горлопанов» из конгресса, которые перечисляли эти потребности; сам же конгресс по большому счету настолько зациклился на политических аспектах войны в Ираке, что то ли отмахивался, то ли просто малодушничал, когда ему показывали суровую реальность войны, которую вела страна. Вообще политический климат в Вашингтоне, стараниями нескольких специальных комиссий, инспекций и аудиторских проверок, на фоне общей жажды скандалов, способствовал усугублению бюрократической робости и осторожности чиновников. В итоге сформировалась тяжеловесная и склонная к «зависаниям» система, полная антитеза той быстроте, гибкости и инновациям, которые требовались для поддержки наших войск на передовой.
На мой взгляд, если уж мы заговорили о вине, то ее следует возложить на тех руководителей, которые отнюдь не кричали на каждом углу о необходимости поддержать наши войска за рубежом, и на тех, кто имел возможность действовать, но не действовал.
К первой группе отнесу региональные командования и боевых командиров, глав военных служб и начальников штабов тех родов войск, что оказались в «группе риска», председателя Объединенного комитета начальников штабов и его заместителей, гражданских руководителей всех уровней в министерстве обороны, а также политиков из комитетов по делам вооруженных сил обеих палат конгресса.
Вторую группу составляют прежде всего министры обороны и их заместители. Только они обладали властью игнорировать все организационные границы и бюджетные разногласия – и начать действовать. Только они, приняв на себя ответственность, могли устранить риски для физических лиц и организаций. Только они могли росчерком пера уничтожить самые нелепые бюрократические препоны и барьеры, препятствующие перенаправлению бюджетных средств. Министр Рамсфелд с успехом осуществил нечто подобное, когда создал Организацию двойного подчинения по предотвращению воздействия самодельных взрывных устройств. Но он оставил без внимания другие вопросы, которые я посчитал критически важными. В некоторых случаях я потерпел поражение – в частности, по реформе системы ухода за ранеными, особенно в части предоставления административной и финансовой поддержки сверх положенной тем, кто носит форму, и изменения устаревшей, нарочито сложной и непрозрачной системы установления инвалидности. Уверен, что не оправдал надежд и в чем-то еще.
Министр Рамсфелд однажды сказал: «На войну идешь с той армией, какая у тебя есть». Известная фраза – и абсолютно верная. Но я хотел бы добавить: шевелись, черт подери, и создавай армию, которая тебе нужна. Именно за это мы воевали с Пентагоном.
Ни один президент, даже во время войны, не может позволить себе роскошь сосредоточиться на одной-единственной проблеме. И Буш-43 не стал исключением. В последние два года работы его администрации мы, продолжая вести две масштабные войны, столкнулись с серьезными международными проблемами, связанными с Россией, Сирией, Ираном, Израилем, Пакистаном, Китаем, Северной Кореей, НАТО, Восточной Европой, Грузией, а также с морским пиратством. Эти проблемы в совокупности требовали от президента и его старших советников по национальной безопасности столько же, если не больше, внимания, сколько отнимали войны в Ираке и Афганистане. Причем некоторые из них вызвали существенные разногласия в правительстве.
С тех пор как в 1993 году я покинул пост директора ЦРУ, мир кардинально изменился. Тогда Соединенные Штаты разгромили армию Саддама Хусейна – четвертую по численности на планете – менее чем за сто часов в ходе войны в Персидском заливе. Восточная Европа освободилась, Германия объединилась, Советский Союз недавно распался, а Китай скрывал амбиции, фокусируясь на экономическом росте и развитии торговли. Победив в «холодной войне», Соединенные Штаты возвышались на мировой арене в гордом одиночестве – единственная уцелевшая сверхдержава, политический, военный и экономический колосс.
Мы не понимали и не могли представить, что семена будущих неприятностей уже прорастают. Уже намечались грядущие соперничества и трения. В России следствием экономического хаоса и коррупции, которые сопровождали распад Советского Союза, стали горькие обиды, усугубленные вступлением большинства бывших членов Варшавского договора в НАТО к 2000 году. Ни один русский не возмущался сильнее таким поворотом событий, чем Владимир Путин, который позже скажет, что распад СССР был величайшей геополитической катастрофой двадцатого столетия. Китай, устрашенный гибелью СССР и нарастанием военной мощи Америки (что показала война в Персидском заливе), решил увеличить и укрепить свои вооруженные силы. Первое нападение «Аль-Каиды» на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке состоялось в феврале 1993 года; другие атаки организовывались регулярно на протяжении 1990-х годов. Между тем многие страны все чаще и громче негодовали по поводу нашего доминирования и «дурной привычки» поучать всех вокруг, как им следует себя вести и что делать. Исчезновение советской угрозы, помимо прочего, устранило для многих убедительную причину продолжать безоглядно поддерживать во всем Соединенные Штаты и поубавило желание подчиняться нашим указаниям. Другие искали возможности избавиться от нашего «назойливого» стремления во имя свободы и демократии перекроить мир по собственным лекалам целесообразности. Короче говоря, наше горделивое пребывание на вершине могущества и высокомерие, с каким мы вели себя в 1990-х, будучи единственной на тот момент сверхдержавой, провоцировали массовые возмущения. И поэтому, когда 11 сентября 2001 года рухнули здания Всемирного торгового центра, многие правительства и народы – кто публично, а большинство тайком – приветствовали беду, постигшую США. В их глазах чванливый и бесцеремонный колосс получил по заслугам.
Полагаю, что широкое недовольство политикой США, слегка приутихшее сразу после событий 9/11, возродилось и начало распространяться еще активнее из-за принятой президентом Бушем стратегии «Кто не с нами, тот против нас»; опираясь на эту стратегию, мы вступили в войну с терроризмом. Вторжение в Ирак, а затем и ставшие известными факты об условиях содержания заключенных и злоупотреблениях охранников в тюрьме «Абу-Грейб» и в следственном изоляторе в Гуантанамо, о методике «улучшенных допросов» и тому подобное – все это усиленно подпитывало антиамериканские настроения в мире. На мой взгляд, в 2006–2007 годах наметилось некое ослабление этой враждебности, особенно в Европе, где отошли от власти главные противники наших действий в Ираке. Канцлера Герхарда Шредера в Германии в сентябре 2005 года сменила куда более консервативная Ангела Меркель, а во Франции в мае 2007 года Жак Ширак уступил президентские полномочия убежденному стороннику США Николя Саркози. Поэтому, когда я вернулся в правительство в декабре 2006 года, отношения с большинством европейских и других стран в целом были на подъеме, хотя, конечно, вторжение в Ирак оставило немало пятен на нашей международной репутации. И – опять-таки в целом – наши отношения со многими странами были хуже, чем когда в январе 1993 года я уходил из правительства, которое возглавлял президент Буш-41.