Нетщательность подготовки сводит на нет все усилия критиков. А самое главное — это неинтересно. Вот нашли дачу одного, дачу второго, дачу третьего. А дальше-то что? И так все знают, что у нас много богатых людей. Незадекларировано? Но кого этим сейчас удивишь? Можно подумать, у нас все всё декларируют.
Люди устали от этих разговоров. Сложилось определенное равновесие, в борьбе с коррупцией установился вечный пат, и общество во многом потеряло интерес к проблеме. Нет драйва, нет драмы. Это тоже нехорошо, но тем не менее коррупция сегодня — отнюдь не вопрос идеологии. Власть подходит к проблеме с практической стороны: вот есть воры, есть люди, которые не декларируют имущество и доходы, есть чиновники, которым надо прижать хвост, а есть чиновники, которым позволено больше, чем другим. А оппозиция пытается все перевести в идеологические рамки борьбы с «режимом Путина» и проигрывает. Тем более что «держи вора!» чаще всего как раз кричат персонажи с очень неоднозначной репутацией. Одно дело, когда о коррупции говорит академик Сахаров, а совсем другое — люди, сами много лет отработавшие в правительственных структурах и никогда не отличавшиеся безупречной репутацией.
В России так и не сложилась система государственного управления, которая не реагировала бы на смену первого лица — как это происходит во многих странах, где государственный механизм сбалансирован. Смена президента или первого министра не влечет там за собой крутого поворота на новый курс. В России же, при вождистской системе власти, любой лидер имеет практически монопольную возможность повернуть страну в любую сторону, в какую ему покажется правильным повернуть. И поворачивали — достаточно почитать школьный учебник истории.
При этом нет никаких компенсирующих механизмов — ни сдерживания, ни балансирования, ни даже объяснения этого поворота. От личных качеств и предпочтений конкретного вождя зависит все, что происходит в стране. Если вождь демократ — то и власть более-менее демократическая; если он авторитарен — власть более-менее авторитарна; если лидер националист — власть неизбежно приобретает национальную, этническую окраску; если он религиозен или, наоборот, атеист — то по всей стране очень быстро распространяется соответствующий сигнал. Отсюда существующая системная проблема с переходом власти, с выбором нового царя, президента или генсека, когда приходится зачастую идти на компромисс, искать преемника, договариваться, и все это иногда приобретает карикатурный характер.
К слову, один и тот же вождь может успеть сильно измениться за время своего пребывания в Кремле, и мы не ошибемся, если будем, например, говорить о разных обликах Владимира Путина в разные моменты его нахождения у власти. Что делать с политической системой такой страны? Хороший вопрос. Можно ли выстроить демократическую политическую систему, если в конечном итоге от нее мало что зависит? Система обслуживает лидера. Лидер, в свою очередь, реализует положение Конституции, гласящее, что источником власти в стране является народ — а народу нужен лидер.
Похоже на замкнутый круг. Может быть, задача тогда заключается не в реформе власти, а в обеспечении адекватности лидера? Ведь сила того или иного руководителя очень заметно зависит именно от его адекватности, от его возможности чувствовать политический и идеологический запрос общества на то, какой человек сегодня нужен во главе страны
Как известно, самая предсказуемая черта российской власти — это ее непредсказуемость. В мире это воспринимают очень плохо. Россия в этом смысле непонятна для большинства западного мира, да и восточного, пожалуй, тоже — в Азии предсказуемость ценится еще больше, чем в Европе. Не зря символом России стал медведь — это одно из самых непредсказуемых животных, он может быть ласковым Винни-Пухом или злым и агрессивным хищником. Поэтому мир не может просчитать действия России, да и сами россияне часто чешут в затылке, говоря: «Ну да, умом Россию не понять». И все же такова объективная реальность, с которой мы имеем дело.
Один из авторов этой книги был неприятно удивлен тем, что президент Путин, в свое время объявив о возможности войны с Украиной, вначале объяснил все Бараку Обаме, потом объяснил все Ангеле Меркель, объяснил все Франсуа Олланду, объяснил все генеральному секретарю ООН, но долго ничего не объяснял ни своим избирателям, ни Совету Федерации, куда даже не явился лично просить разрешения на ввод войск, ни тем более Думе. Со стороны ситуация выглядит совершенно ненормальной — ведь, если и надо кому объяснять, то в первую очередь российским гражданам, а потом неплохо бы и гражданам Украины разъяснить позицию России в этом вопросе.
На деле же никто не понимает, что происходит на самом верху — хотя президент, возможно, и считает, что все предельно ясно. Более того, мы видим, что в его силах повернуть ситуацию в ту или иную сторону, и никто больше не в состоянии это сделать. Почему руководителю страны в России постоянно оказывается доступен такой объем власти? Он может сам объявлять или не объявлять войны, сам подключать или не подключать армию, сам принимать решения об оккупации — или освобождении, если угодно, — соседних государств, объявлять холодную войну и т. п. То есть по закону-то не может — но на практике мы видим, что все именно так и происходит.
Этот разрыв между законом и реальностью очень интересен. Дело в том, что понятийно Путин уже все объяснил. Через средства массовой информации нам сообщили: русских бьют, фашизм наступает, власть в Киеве захватила хунта — как принято стало называть этих людей, хотя военных там не видно, — бандеровцы во власти. Другое дело, что информация сегодня и подается, и воспринимается так, как нужно конкретным людям. Это один из элементов современной войны — когда мы верим той информации, которой хотим верить, и объявляем пропагандой ту, которой верить не хотим. Но вопрос в другом. Неправильно утверждать, что власть лидера никем и ничем не контролируется. В России всегда существуют очень тонкие взаимоотношения между кумиром и толпой. Есть ожидающая толпа — народ. И есть уровень ее ожиданий.
В самом деле, антироссийская риторика на майдане звучала постоянно. Вся украинская революция была построена на жуткой антироссийской риторике. Отрицать этого нельзя. Антисемитская риторика тоже была. Партийные марши со свастиками были. Портреты Бандеры и Шухевича были. И у народа моментально просыпается историческая память: «Ах, они хотят наш флот выгнать? Из нашего русского города? Из нашего русского Крыма, который Украине отдал Хрущев? Что же это за президент, который отдаст наш Крым и наш Севастополь? Это что, повторение поражения в Крымской войне XIX века? Не бывать такому!» Путин попросту не мог не ответить на этот посыл.
Но представим, что та же самая толпа дальше заявляет: «Молодец, здорово, сейчас мы всем наваляем». И тут начинается вторая часть истории — санкции. Некоторое время эйфория продолжается, слышатся крики: «Нам наплевать на санкции, мы патриоты, все здорово». Потом вдруг бюджет перестает получать деньги. Время идет, а денег нет. Надо платить зарплаты, а зарплаты падают. Привычный образ жизни разрушается. Из страны не выедешь. Товаров нет. Услуг нет. Народ говорит: «Какая, к черту, Украина? Зачем мы туда полезли?» — и возникает дикое негодование и недовольство кумиром. Поэтому, к слову, главная способность, которая требуется от людей на самом верху, — они всегда должны уметь достать кролика из шляпы.