История Коминтерна — III Коммунистического интернационала — по существу является историей первой четверти века существования мирового коммунистического движения. Между тем, хотя после роспуска Коминтерна и прошло уже 75 лет, изучена эта международная организация крайне поверхностно.
Хотя в так называемые «застойные годы» и вышло несколько монографий, в заголовках которых фигурировало слово «Коминтерн», и даже появился толстенный том со скромным названием «Краткий очерк истории Коминтерна», иначе как пустопорожним разглагольствованием все эти фолианты назвать нельзя. Люди десятилетиями сидели в архивах и институтах, пользовались поистине бесценными материалами, защищали кандидатские и докторские диссертации. И, тем не менее, умудрялись при этом не знать самых элементарных вещей, как, например, кто и когда возглавлял изучаемую ими организацию, какая у нее была структура и на каких принципах она функционировала.
В целом, все эти коминтерноведческие «труды» сводились к бестолковому перечислению тех или иных международных пролетарских или национально-освободительных «акций», к которым, кстати говоря, Коминтерн порой и не имел никакого отношения, или же к попыткам «замазать» те или иные его провалы по части разжигания мировой революции. Крупнейшим «достижением» застойного «коминтерноведения» явилась созданная в угоду хрущевско-сусловскому ревизионизму так называемая «теория VII конгресса», когда вся 24-летняя история Коммунистического Интернационала была сведена к трем-четырем годам проводимой по указанию Сталина тактической линии на единый Народный фронт.
В конце 1980-х годов, как и во всех других областях отечественной исторической науки, на смену апологетическому восхвалению истории Коммунистического Интернационала пришел период тотального ее охаивания и оплевывания, который можно условно назвать «ревизионистским». Все «белые пятна» в истории Коминтерна стали замазываться черной краской. Впрочем, здесь быстро «перестроившиеся» титулованные «коминтерноведы» были отнюдь не оригинальны. К чему привело подобное отношение к своей истории, все народы бывшего СССР испытали на собственной шкуре. Под истерические вопли и завывания о вывозившейся на Запад для финансирования зарубежных компартий валюте, публикацию длинных перечней, сколько и чего какой компартии было передано, местные и пришлые проходимцы разворовали и разваливали всю страну.
В последние годы появилось довольно много сборников документов по истории Коминтерна. Все они довольно интересны сами по себе, но снабжены на редкость убогими предисловиями и комментариями. Оно и не удивительно. Исследователи коминтерновской темы все больше и больше уходят в узкотемье. Живая, вечно зеленая почва истории ушла из-под их ног и они оказались на безжизненном асфальте освоения зарубежных грантов и выполнения ВАКовских требований.
Думается, уже давно настало время для нового, если так можно выразиться, «постревизионистского» подхода к отечественной истории. Постараемся хотя бы эскизно показать на примере Коминтерна, что это такое.
Прежде всего, отметим, что тема Коминтерна уже по своей природе дуалистична. Это хорошо подметил в свое время английский писатель Джордж Оруэлл, который говорил, что когда мы вспоминаем о Коммунистическом Интернационале, то на память приходят многомиллионные массы трудящихся, марширующие сплоченными рядами в борьбе за свои права, а когда произносим слово Коминтерн, то перед глазами встает узкая группа доктринеров и аппаратчиков, в тиши своих кабинетов занимающихся фракционными склоками и выработкой далеких от жизни теорий и доктрин.
Первый же вопрос, с которым приходится сталкиваться каждому исследователю Коминтерна, это необходимость определить, что же представлял из себя III Интернационал: единую партию (организацию), руководимую лидерами РКП(б), или же братский союз партий, объединяющих наиболее сознательные, передовые слои рабочего класса разных стран. В свое время в отечественной историографии была сделана довольно неуклюжая попытка (в духе хрущевской парадигмы «с одной стороны, с другой стороны») объединить эти два взаимоисключающих определения сущности Коминтерна в формуле «с одной стороны, союз компартий, с другой — единая организация».
Очередной Лейбзон, цитируя устав Коминтерна, принятый его II конгрессом:
«По существу дела, Коммунистический Интернационал должен действительно и фактически представлять собой единую всемирную коммунистическую партию, отдельными секциями которой являются партии, действующие в каждой стране», ишет далее, что:
«…ставя перед собой такую цель, Коминтерн являлся добровольной организацией, в которую каждая партия вступала по собственной воле и могла выйти из нее в любое время. В.И.Ленин неоднократно подчеркивал сущность Коммунистического Интернационала как союза: "Во всем мире растет союз коммунистов", III Интернационал — это "международный союз партий"»1 .
По нашему мнению, для того, чтобы, вместо жонглирования вырванными из контекста цитатами, серьезно ответить на поставленный вопрос, следует, прежде всего, обратить внимание на то, как был образован Коминтерн, проанализировать сам механизм его создания.
Как известно, сложившаяся историческая традиция относит истоки Коминтерна (т. е., по существу, всего коммунистического движения) к левой социал-демократии, выступившей против поддержки правыми социал-демократами шедшей тогда Первой мировой войны, а если точнее — к так называемому Циммервальдскому движению, т. е. союзу социал-демократических партий и организаций, стоявших на интернационалистких позициях. Это Циммервальдское движение, возглавлявшееся Интернациональной социалистической комиссией (ИСК), включало в свой состав и крайне левую группу большевиков и их союзников, руководимую В.И. Лениным («Циммервальдская левая»).
Однако достаточно вспомнить, как относился сам Ленин в судьбоносном для мирового коммунизма 1917 году к этому самому Циммервальдскому движению. На апрельской (1917) конференции РСДРП(б) он жестко ставил вопрос о выходе из Циммервальдского объединения2. Как известно, конференция не поддержала Ленина, приняв предложенную Зиновьевым резолюцию об участии в III Циммервальдской конференции, состоявшейся в сентябре того же года в Стокгольме.
Это скептическое, даже отрицательное отношение Ленина к Циммервальду только усилилось после того, как в результате громкого скандала его руководитель, швейцарец Роберт Гримм (оказавшийся замешанным в попытке Германии вести сепаратные переговоры о мире с Россией), вынужден был передать руководство Интернациональным социалистическим комитетом сторонникам Ленина — А. Балабановой и «левым шведам»3.
Забегая вперед, скажем, что, очевидно, отнюдь не случайно самыми решительными «лоббистами» Циммервальда в рядах РСДРП(б) были тогда Г.Зиновьев (Радомысльский), Л.Каменев (Розенфельд) и К.Радек (Собельсон). Этим они еще в 1917 году проявили свою «небольшевистскую сущность», что и привело поначалу блестящую карьеру двух из них в Коминтерне к столь бесславному концу.
Кроме того, на I (Учредительном) конгрессе Коминтерна лидеры Циммервальдского движения Анжелика Балабанова и Христиан Раковский сыграли гораздо более скромную роль, чем щедро представленные военнопленными и эмигрантами «Федерации иностранных групп при ЦК РКП(б)».