Последнее включает гигантский, холмисто-бестолковый, летом истекающий жарой мегаполис Эл-Эй – Лос-Анджелес. Который и внешне, и с культурной точки зрения сильно уступает Сан-Франциско. Если не считать мириадов огоньков, в которые он превращается, если смотреть на него ночью с горы. Лучше всего с террасы какого-нибудь ресторана, овеваемой бризом.
Побережье – это и цепочка приморских городков между Эл-Эй и Сан-Диего. Одним из них является навязшая в зубах у отечественного населения за годы Санта-Барбара. Которая из того самого, не имеющего ни начала, ни конца телевизионного сериала. Место не просто скучное – скучнейшее. Даже не очень красивое, по сравнению с прочим побережьем. Но тихое. Что ценится его обитателями. Которые ведут там совершенно растительную жизнь. Чем-то напоминающую подмосковную Рублевку из отечественных комедийных передач. Праздно-размеренную. Размеренно-праздную. Полная катастрофа. Но за очень большие деньги. Хотя и несравнимые с расходами на постоянное пребывание в российской средней полосе. Где-нибудь в районе Жуковки или Николиной Горы.
На Восточном побережье юг – это Флорида. И в первую очередь город океанских круизов и кубинской мафии, Майами. Влажный. С пригородами, куда из расположенного неподалеку болота-заповедника Эверглейдс заглядывают в гости змеи, крокодилы, пумы и черепахи. Которые, хоть грифовые, хоть каймановые, отличаются огромными размерами. Скверным характером. И не лучше змей, крокодилов и пум.
Постоянно атакуемый ураганами с Атлантики Майами – город, где евреев много. Хотя и меньше, чем латиносов. Еще больше евреев к северу. В сытых и безопасных Бока-Ратоне и Форт-Лодердейле. Где пересиживают непогоду в вечных субтропиках многочисленные, как перелетные птицы, пенсионеры с севера. Они так себя и называют, «сноу бердс». Потому что появляются во Флориде, когда в Нью-Йорк, Нью-Джерси, Бостон и Филадельфию приходит мокрая серо-снежная зима.
К северу от Нью-Йорка – университетский Бостон. С его знаменитым густейшим белым рыбным супом – «клам чаудерс», который так любила Жаклин Кеннеди. Снежными бурями с океана, налетающими даже в конце мая и заваливающими улицы снегом по колено. Звездой «кусочек Солнца», которая, если ехать в Бостон из Вустера, стоит у машины прямо по курсу. Именно ее так часто рисовал Рокуэл Кент.
Бостон – это в том числе новоанглийская каша во рту. Понять которую не то чтобы совсем невозможно. Но трудно. Автор как-то минут десять пытался понять, что его спрашивает дама в бостонском аэропорту. Она, как в итоге выяснилось, не интересовалась ничем особенно сложным. А всего лишь с местным, считающимся во всей Америке классическим, акцентом спрашивала, сам ли он паковал багаж. Вот и поговори там с аборигенами со своим московским английским, за годы поездок в США приправленным нью-йоркским сленгом…
Атлантическое побережье к югу от Нью-Йорка – это Филадельфия. Фила. С расположенными неподалеку от города садами Дюпона – старым поместьем химика-миллиардера. И Балтимора, на полпути из Нью-Йорка в Вашингтон. С океанариумом, напоминающим многоэтажный дом. И красивейшей бухтой, где у причала дремлет редкой красоты и сохранности парусный корабль лет двухсот пятидесяти. Кто сказал, что Америка молодая страна?
Средний Запад США для автора – это Мид Вест. Промышленный, тихо деградирующий Детройт. И лежащий на берегу озера Мичиган Чикаго. С бешеными ветрами на улицах, которые озеро ему обеспечивает. Помимо фона для построенного местными меценатами у самого берега аквариума. Одного из многих, по которому автор во время своих поездок в США ходил. Музеи, аквариумы, зоопарки, ботанические сады, национальные парки всех видов и заповедники, как он выяснил довольно быстро, для него много интереснее торговых центров. Ну и, конечно, книжные магазины. Вне зависимости от города и страны.
Но еврейский мир – далеко не только Соединенные Штаты Америки. В первую очередь это Израиль. А в Израиле – прибрежный Тель-Авив. С изумительной мозаичной набережной – променадом вдоль моря, через дорогу от отелей первой полосы. Пляжем длиной во весь город. Старым арабским Яффо. С церковью, маяком и восстановленной турецкой крепостью, превращенной в городок художников, скульпторов, ювелиров и поваров. Потому что национальный спорт Израиля – это еда. Невиданных размеров порции бывают невероятно вкусны. Хотя и не отличаются изысканностью.
Израильский Левант – немного Ближний Восток. Немного Америка. Очень похоже на итальянское или греческое побережье. И все-таки там все больше Европы. Еврейского, как привыкли это слово понимать в Советском Союзе, в Израиле совсем чуть-чуть. Но на каждом шагу – крепкие ребята и симпатичные кудрявые девушки. В военной форме и в «гражданке». С оружием и без оружия.
Удивительно разнообразное для маленькой страны население. Хасиды всех мастей. Восточные евреи. Эфиопские евреи. Евреи-ашкеназы. Арабы. Которых турист от евреев и не отличит. Тем более что иврит они, в отличие от него, знают в совершенстве.
Тель-Авив – это бульвар Ротшильда с особняками немецкого стиля «баухаус». Улица Арлозорова. Когда-то бывший центральным променадом Дизенгоф – местная Дерибасовская. И торговый центр Азриэли с небоскребами западного типа, которых в городе все больше.
Город гордится шестиэтажным кораблем таханы мерказит – самого большого в мире автобусного терминала. Старой Алмазной биржей. Театрами – оперы, Габимой и много какими еще. Яхтами в городской марине – хотя с герцлийской ей не сравниться. А небо над ним – крупнейшим населенным пунктом Израиля – полно снижающихся и взлетающих самолетов: трасса к аэропорту Бен-Гуриона идет ровно над городом.
Тель-Авив в переводе с иврита – Холм Весны. Его характерные приметы – официанты, которые обезвреживают террористов лучше, чем многие из зарубежных спецназовцев. Дежурные у кафе, торговых центров и гостиниц, привычно проверяющие всех входящих на предмет наличия оружия или бомбы. Большой город маленькой страны. Полчаса от аэропорта. Полтора от Иерусалима. Если нет пробок. И посольства, посольства, посольства.
Хотя почти все официальное, израильское, в Иерусалиме. Но двойные стандарты мировой дипломатии требуют этого не замечать. На них израильтяне уже не обращают внимания. Привыкли. Есть арабский бойкот или его нет. Принимал американский конгресс ту или иную резолюцию или не принимал. И российское, и американское, и все прочие дипломатические представительства будут стоять здесь, у моря. А не в столице, в Иерусалимских горах. Дело привычное. Хотят дипломаты ездить – пусть ездят.
Иерусалим – это огромные камни Стены Плача. Аль-Акса и мечеть Омара на том месте, где стоял еврейский Храм – Храмовой горе. Старый город с четырьмя кварталами. Еврейским. Мусульманским. Христианским – где живут арабы-христиане. И армянским. Где живут не только армяне, но и греки и, во все возрастающем числе, евреи. Поскольку местные армяне продают или сдают свои дома именно им. Вне зависимости от претензий палестинских властей на квартал. Точнее, именно из-за этих претензий.
Странный город. Золотисто-серый. А на закате – чуть-чуть сиреневый. С низкими свинцово-серебристыми облаками. Как будто его строили по одному дизайнерскому проекту. Старые здания. Новые. И даже те, что строят каждый год – а строят много. И всего дел-то было: хозяин городской каменоломни дал взятку турецким властям. Чтобы у всех зданий в городе облицовка была из его камня. Англичане, которые уважали традиции, сохранили и эту. Ну, а уж если у города возник такой замечательный архитектурный облик, с чего было евреям его менять?