Первой она увидела Марину: с заломленными за спину руками, едва ли не стоящую на коленях, – и глаза ее сверкнули торжеством. Хрипло хохотнув, Агнесс захлопала в ладоши, но тут же веселье сползло с ее израненного лица, выбелив его до мертвенной желтизны: она разглядела белые балахоны, столпившиеся вокруг.
Истерически вскрикнув, Агнесс заметалась, потом прижала ладони к лицу, постояла так несколько мгновений. Затем испустила пронзительный звериный вопль, от которого Марина на минуту оглохла, некоторые мужчины зажали уши ладонями, а поодаль в лесу с гомоном взвилась птичья стая. Агнесс затопталась на месте и вдруг закружилась волчком, растопырив руки, с которых почти до земли свисали длинные, испачканные песком рукава, бормоча какие-то слова. Все стояли недвижимо, словно не в силах отвести от нее глаза. У Марины помутилось в голове. Один из белых братьев покачнулся, рухнул на колени, с протяжным стоном схватился за голову.
– Ветер! Она накликает ветер! – раздался хриплый крик.
– Ну, а я воюю не ветром, клинком! – усмехнулся человек, недавно угрожавший Марине, и легонько чиркнул острием шпаги по шее Агнесс.
Взвизгнув от боли, та замерла, схватившись за горло, и красные струйки быстро-быстро потекли меж ее пальцев. Лезвие снова блеснуло – и Агнесс с новым криком схватилась за щеку, которую пересекла красная черта. Девушка отшатнулась, но человек со шпагой не отставал, и кровавая отметина легла на ее лоб.
Агнесс кинулась к реке, потому что с трех сторон все теснее обступали белые балахоны. И тот, кто держал Марину, двинулся вперед, подталкивая ее перед собой.
Сименс воздел руки. То же сделали и остальные, кроме одного, неостановимо гнавшего израненную девушку в воду. Вот она зашла по колени, потом по пояс, по грудь – он не отставал. На лице Агнесс уже не было живого места. Глаза ее на миг коснулись глаз Марины – взгляд ее был сплошь безумие и ужас. Шпага взвизгнула опять. Агнесс отпрянула, и дно ушло из-под ее ног.
– Назад! – скомандовал Сименс, и человек, загнавший Агнесс в воду, двинулся к берегу, то и дело оборачиваясь, чтобы взглянуть туда, куда неотрывно смотрели остальные. Голова Агнесс показалась над водой – и вновь погрузилась.
Марина зажмурилась. Сименс заговорил нараспев, но она слышала лишь звуки, из которых не в силах была составить слов, и не понимала, молится он или проклинает. Все чувства, все мысли оцепенели от ужаса…
Оглушительный звук вырвал ее из гнетущего кошмара. Открыв глаза, Марина увидела убийцу Агнесс, который, зажимая рану на груди, медленно оседал.
Руки, безжалостно державшие Марину, разжались, и она повалилась наземь, но тут же вскочила, забыв о боли. Не веря себе, уставилась на двух всадников, несшихся с обрыва. Снова раздался грохот выстрела.
– Милорд! Сэр Десмонд! – послышался испуганный крик, и Марине на миг показалось, что с неба обрушился снегопад – то на песок посыпались белые балахоны, которые «братья» в панике сбрасывали, вскакивая на своих коней и пускаясь вскачь.
Один из балахонов накрыл Марину, и, когда она с усилием выпростала голову, берег был пуст. Только два темных коня тянулись мордами к серебристой, спокойной воде. Два коня. Ее и… Агнесс.
Марина с усилием повернула голову и увидела Десмонда и Джессику. Десмонд подхватил Марину, встряхнул, прижал к себе:
– Ты жива, слава богу! Я думал, не успеем!
– Мы и не успели, – проронила Джессика. – Или они увезли Агнесс с собой?
Глаза Марины против воли устремились на сияющую гладь реки.
– Ты добилась своего! – вскрикнула Джессика, разразившись слезами.
Мгновение Десмонд недоумевающе смотрел на нее, потом перевел глаза на Марину – и вдруг подтащил к себе белый балахон, опутывавший ее:
– Это… твое? Tак ты, значит, тоже? О господи!
Руки его разжались, и Марина безвольно, как тряпичная кукла, рухнула на песок. С трудом приподняв голову, она увидела, как Десмонд вбежал по колени в реку, крича: «Агнесс! Агнесс!»
Рябь прошла по воде, словно там, на глубине, кто-то вздрогнул, пытаясь отозваться. И река вновь стала гладкой, будто шелковый плат.
Постояв еще мгновение, Десмонд повернулся и побрел к берегу. Марина лежала у него на пути, но он просто перешагнул через нее. В его походке было что-то нечеловеческое. Джессика с тревогой глядела ему вслед.
– Я хотела ее спасти! – едва разомкнула онемевшие губы Марина.
– Я не верю тебе! – выдохнула Джессика с ненавистью. – Ты нарочно отослала меня, чтобы присоединиться к ним и без помех расправиться с Агнесс!
Она поскакала вперед, догнала Десмонда, что-то долго говорила ему, и наконец он взобрался в седло. Два всадника скрылись в лесу, и конь Агнесс, вдруг сорвавшись с места, пустился вслед, словно ему было тошно на берегу.
А Марина еще долго лежала на песке, без мыслей и без чувств, пока начавшийся дождь не заставил ее подняться. Она вяло удивилась, что ее конь покорно ждал, пока она неуклюже взгромоздится в дамское седло и соберет поводья, выпавшие из рук. Покачиваясь в седле, поехала через лес. Сгущались сумерки, тропы не было видно. Казалось, все горести и бедствия мира, кои вились вокруг Марины с той вьюжной рождественской ночи, сейчас обрушиваются ей на плечи.
Луна выглянула – и скрылась среди клочьев туч. Снова показалась, на миг заставив тусклым блеском вспыхнуть черепицу на крыше замка, и вновь скрылась за черным облаком. Как бы дождь не пошел…