– Да чего ж кони все стоят да стоят? Не случилось ли чего? Надо бы поглядеть, – вымолвил Десмонд. И придвинулся к полости, закрывавшей вход.
– Эй, там метель! Шубу накинь! – прикрикнул многоопытный русский.
Англичанин отмахнулся было, однако все же сгреб в охапку медвежью шубу и вывалился наружу, в белое снежное круженье. Следом выбрался и Олег. Ветер, а также новости, сообщенные кучером, вмиг выбили из его мыслей и тела всякую похоть.
Возок стоял на обрывистом берегу Басурманки – так звалась неширокая речушка с таким быстрым течением, что его не смог остановить даже мороз. Басурманка бежала, курилась в высоких берегах, и покосившийся мосток оледенел до того, что сделался скользким, непроезжим горбом, повести на который тройку с осадистым возком мог только сумасшедший.
Кучер Клим, степенный осторожный мужик, приложил все усилия, чтобы уговорить барина не кидаться на мост очертя голову. Молодой граф поартачился было, доказывая, что можно двух пристяжных выпрячь и перевести на другой берег, а мост одолеть на одном кореннике. Однако вскоре уразумел всю глупость своего предложения.
– Ну? – спросил уныло кучера. – В объезд, что ли?
Клим со вздохом кивнул. Объезд означал еще часов пять пути. Дай бог, ежели к утру доберутся до Чердынцева. Теперь уж, наверное, полночь…
– А где же мой кузен? – встрепенулся молодой барин.
Клим досадливо сдвинул шапку на затылок. Мало того, что у иноземца целых четыре имени: Кузен, Милорд, Мистер и Десмонд, так он еще и запропастился куда-то!
– Отошел небось по нужде, – буркнул кучер, безнадежно оглядывая окрест.
Белая мгла вокруг – и ничего больше: ни земли, ни неба, ни чужеземца с четырьмя именами. Пропал он! Как есть пропал!
Какое-то время Десмонд постоял на берегу, слушая возбужденные переговоры Олега с кучером и поражаясь тугодумству русских. О чем вообще размышлять? Если нельзя переехать по одному мосту, следует искать другой. Все же ясно!
Десмонд стал спиной к ветру, поднял воротник и упрятал в него нос. Приходилось то и дело переступать, не то вокруг валенок мгновенно наметало настоящие сугробы. Еще хорошо, что нет сейчас настоящего русского мороза, иначе он уже превратился бы в ледяную статую, пока кузен с Климом спорят об очевидных вещах. Впрочем, может быть, они просто не знают, где объезд? Ну так нужно спросить какого-нибудь… как это по-русски?.. – доброго человека. Вон чернеет сквозь белую мглу домишко, наверняка его хозяева хорошо знают окрестности.
Десмонд оглянулся, чтобы указать Олегу на строение невдалеке, да так и ахнул: ни кузена, ни кучера, ни возка с тройкой рядом не было! Словно снеговые черти их унесли, прихватив заодно и речку с оледенелым непроезжим мостиком…
Ему приходилось слышать, что русских вечно кто-то «морочит». Например, на спящего в душной избе обязательно наваливается некий сивенький старичок-домовой и душит или «давит». Или другой случай. Парни и девушки бегут на речку купаться да лупят своими саженками на самую стремнину, в водовороты, или кидаются в воду с берега, не промерив предварительно дно, а потом кричат, что одного непутевого купальщика уволок зеленобородый, скользкий, опутанный тиной и водорослями мужик по прозвищу Водяной.
Еще пример: парятся в своих безумно жарких банях, где впору пытать злоупорствующих преступников, до одури, до умопомрачения, так что кровь ударяет в голову. А после, если найдут угоревшего до смерти бедолагу, то уверяют, что голый старикашка, облепленный банными листьями, банником называемый, уморил его, за что-то прогневавшись.
Но сейчас, в столь колдовскую ночь, Десмонд уже был готов поверить, что его морочит какой-нибудь русский леший. Однако военный опыт не дал разыграться воображению. Известно, что правая нога ступает шире, чем левая, вот путнику на бездорожье и кажется, будто он идет прямо, а на самом деле поворачивает влево. И никакие снеговые черти здесь ни при чем! Просто Десмонд, топчась на месте, незаметно для себя отступал от берега – вот и потерял из виду возок, коней и людей. Времени прошло всего ничего, они где-то рядом. И если крикнуть погромче, Олег тотчас отзовется. Но лучше Десмонд узнает про объезд, а потом вернется и утрет нос бестолковым северянам!
Десмонд усмехнулся и зашагал к строению, вспоминая подходящие к случаю русские слова: «Мост – лед, не ка-рош. Хочу ест другой мост? Говорить, please, барин дать грош для russian vodka».
Нет, не так. Грош, это же полпенни, а то и меньше. Кто будет стараться за такую ничтожную плату? Ладно, он скажет: «Барин дать silver грош для russian vodka!» Русские мужики смышлены, тут же сообразят!
Приободрившись, Десмонд огромным прыжком преодолел сугроб и замер – домишко, очертания которого отчетливо выступали из белой тьмы, оказался не избой, а каким-то сараем без окон, без дверей. Нет, все-таки точно леший, его козни! Впрочем, разочарование тут же улетучилось: Десмонд увидел дверь, вдобавок отворенную. Изнутри слабо тянуло теплом, снег на крылечке чуть подтаял. Ага, значит, здесь все-таки кто-то есть!
Молодой человек взбежал на крыльцо, шагнул через порог – и вновь досада им овладела: когда глаза привыкли к темноте, он обнаружил, что попал в баню.
Собственно, то был просторный предбанник с лавками вдоль стен, а сама баня скрывалась за тяжелой, обитой войлоком дверью. Десмонд встрепенулся: дверь чуточку приоткрыта, и в щелке ему почудился промельк света.
Он уже совсем было собрался окликнуть того, кто был за дверью, но вовремя раздумал. Ну кто, скажите на милость, пойдет мыться в бане в рождественскую полночь? Даже зная о странной, прямо-таки исступленной любви русских к парилкам, Десмонд не мог вообразить себе такого безумца. Почему же здесь свет? Внезапно фривольный рассказ Олега пришел ему на ум, и англичанин приник к щелке, почти уверенный, что увидит пышный зад какой-нибудь красотки, стоящей у печи в пикантной позе в ожидании, когда «батюшко-банничек» обнаружит себя. Однако ничего, кроме двух тоненьких свечек, трепещущих одна против другой, ему поначалу увидеть не удалось. А потом он понял, что ошибся: горящих свечей всего одна, вторая же – ее отражение в зеркале. И почти тотчас рядом со свечой он увидел какое-то бледное пятно. Но прошло еще несколько секунд, прежде чем он сообразил, что видит лицо девушки, сидящей к нему спиной и глядящей в зеркало.