Молчал инквизитор, на меня глядя. И я молчал тоже. На огонь смотрел.
* * *
Утро встретило некроманта мрачным косым дождём. Не сегодня-завтра в этих местах должны были начаться первые снегопады, но пока что небо сеяло вниз холодную водяную капель. Уныло мокли просевшие тесовые крыши, уныло поникли облетевшие ветви, кусты трепетали под непрерывной чередой крупных капель. Завернувшись в плащи, Фесс и его спутники добрались до площади перед церковью Кривого Ручья.
Там уже всё было готово к судилищу. Видно, инквизиторы не бездействовали и ночью – сколотили высокий судейский помост, покрыли его алой драпировкой, водрузили три резных кресла (И откуда только взяли? Неужто с собой тащили?), а посередине площади аккуратно сложили громадный костёр из бревён, обваленных со всех сторон хворостом. Из середины этой груды торчал, словно голая обглоданная кость, короткий чёрный столб, словно бы весь обугленный, и Фесс на миг подумал – а что, если у господ святых отцов-экзекуторов есть свои любимые «столбы», на которых они жгут осуждённых, защищая каким-то образом дерево от бушующего вокруг пламени? И сколько смертей должен тогда помнить этот столб, если, несмотря на противостоящие пламени чары, он весь почернел и обуглился?
Едва Фесс, гном и орк оказались на площади, как дождь прекратился, и некромант невольно подумал – неужто могущество Этлау возросло настолько, что ему теперь повинуются даже грозовые тучи? Потому что за пределами площади с неба по-прежнему сеяла холодная водяная пыль…
Вокруг толпился народ – похоже, сюда собралась вся деревня. При виде Фесса и его спутников толпа как-то недобро загудела – небывалое дело, раньше страх перед его чёрным посохом напрочь отбивал у кого-либо желание выражать свои чувства публично. Поверили в Этлау? Быть может. Эвон как разодет сегодня их старенький попик – небось все шкафы вывернул, достал, что хранилось на случай, ну, не знаю… приезда Его Святейшества в Кривой Ручей, хотя скорее уж сюда бы пожаловал сам неведомый правитель Утонувшего Краба.
Помост и сложенный костёр были окружены тройной цепью инквизиторов, и Фесс лишний раз поразился их многочисленности – Этлау привёл с собой добрых пятнадцать десятков человек, и это не могло оказаться случайностью. Милорд экзекутор первого ранга явно не смог бы попасть сюда из-под Арвеста обычными путями.
– Сто пятьдесят, – негромко, но и не таясь сказал Сугутор. Спокойно и буднично, словно лесоруб, оглядывая сегодняшнюю делянку. – Слышь, Прадд? Когда у нас в последний раз случалась такая славная драка?
– Дык в Арвесте, гноме, иль запамятовал? – рыкнул орк.
– Арвест не в счёт, зеленушка. Там с нами как-никак немало другого народу дралось. А вот так, чтобы вдвоём – и против полутора сотен?
– А, вот ты о чём, – принял игру орк. – А разве ты развилку на Согдейн забыл? То-то славная драчка была… три дубины с собой было, так, поверите ли, милорд мэтр, все три в щепки измочалил…
– Ага, ага, а я топор в хлам иззубрил, – подхватил гном. – Так, что и не заточишь. Пол-лезвия свёл, выправляя, пришлось скупщику за треть цены отдать…
Если кто-то из инквизиторов и слышал эту болтовню, то вида они не показали. Фигуры в белых, серых и чёрных рясах застыли неподвижно, спрятав ладони в широких рукавах и низко надвинув капюшоны, так что Фесс не видел ни одного лица.
Они остановились у одинокого дуба, возвышавшегося с краю площади. Невольно каждый из них искал прикрытие для спины, чтобы, случись что сегодня, не оказаться вынужденным биться в окружении, с открытой спиной.
Вот только непонятно, куда же делся достопочтеннейший Эбенезер Джайлз со всеми своими идеалами? Как бы не упекли инквизиторы мальчишку, невольно подумал Фесс.
Строй монахов не дрогнул, не качнулся. Казалось, для них новоприбывшей команды некроманта во главе с ним самим вообще не существует. Фесс остановился у подножия дуба, встал, крепко опершись на посох и кутаясь в плащ. Правая рука чародея проверила, легко ли выходит висящий на боку меч проклятого рыцаря.
Загудел колокол. Не набатным звоном, как вчера, а медленно и торжественно, как и должно быть при свершении правосудия. И одновременно народ, толпившийся позади цепи экзекуторов, загудел и взволновался.
– Ведут, ведут! Ведьму ведут! – раздались многочисленные голоса, полные такой злобной радости, что Фесс невольно пожалел, что вообще ввязался в защиту этой деревеньки, будь она трижды неладна.
Люди лезли друг другу на плечи, родители, не боясь сглаза, высоко поднимали детей – с нами Святая Инквизиция, она защитит нас от любого лиха!
…Фесс досадливо дёрнул щекой. Большего он сейчас никак не мог сделать.
Показался конвой – схваченную ведьму, кровососку, как звали ей подобных здесь, в Эгесте, охраняли шестеро дюжих экзекуторов. Очевидно, отец Этлау надеялся не только и не столько на заклинания – несмотря на то что девушка была скручена самыми настоящими цепями так, что едва могла переставлять ноги. Фесс не увидел следов пыток или побоев – зачем, если злодейка схвачена с поличным и уличать её не в чем?
…Но тогда, если разобраться, и суд ни к чему.
Из толпы в ведьму полетели комки грязи. Инквизиторы не препятствовали, они лишь посторонились, так что на какое-то время могло показаться, что несчастную вообще никто не охраняет. Ведьма, не имея возможности ни закрыться, ни уклониться, только вздрагивала от ударов – но голову тем не менее не опускала, несмотря на то что два или три сгустка глины угодили ей прямо в лицо.
Фесс осторожно покосился на Сугутора. Гном стоял с совершенно каменным выражением лица, скрестив руки на груди, однако некромант знал, насколько быстро эти лениво лежащие ладони способны выхватить оружие. Правда, сегодня это умение всё равно помочь не могло. Пока не могло…
Инквизиторы остановили ведьму прямо перед судейским помостом, дернув за цепи, заставили опуститься на колени, почти что рухнуть – прямо в большущую лужу, так что ведьма погрузилась в нее на целую ладонь.
Прадд шевельнулся.
– Они хотят, чтобы вы возмутились, мэтр. Не поддавайтесь. Провалите всё дело, – и снова замер, словно изваяние.
И Фесс остался неподвижен.
Некоторое время толпе дали возможность насладиться этим зрелищем – ведьма, страшная ведьма, которая, как всем известно, крала и зверски умерщвляла детей, – на коленях, в грязной луже, точно свинья, в ожидании неизбежной и справедливой кары.
Однако Этлау понимал, что особенно затягивать процедуру тоже нельзя. Со стороны церкви раздались звуки фанфар. Выход судей был обставлен со всей мыслимой торжественностью.
Впереди – почётная стража, экзекуторы в плащах с эмблемой – сжатым кровавым кулаком. Впрочем, судя по многочисленности этой стражи, почётной она-то как раз и не являлась, Этлау был закрыт со всех сторон.
Потом – обвинитель, высокий тощий субъект в красной рясе, с тиарой на голове, вроде как у первосвященника. Его сопровождало всего двое инквизиторов, как и защитника – облачённого во все чёрное. Замыкали шествие четверо профосов, тащивших с собой все необходимые принадлежности своего жуткого ремесла.