– Те, кто – что? – выговорил фон Редер с усилием. – Вы хотите сказать, что за нами следили в пути?!
– А вы полагали, что мы могли оставить наследника без присмотра? Если бы что-то приключилось с ним еще до его прибытия в лагерь, повинными в том все равно сочли бы нас, посему не вижу, чему тут удивляться.
Фон Редер не ответил, лишь бросив на майстера инквизитора еще один уничтожающий взгляд, и Курт также не стал развивать сию досадную тему, не упомянув о том, что причины недовольства барона ему прекрасно понятны: королевский телохранитель вот так внезапно и нежданно узнал о том, что на протяжении многих дней пути попросту не замечал людей, идущих по его следу и надзирающих за ним…
– А ваши приятели? – обратясь к Фридриху, спросил Курт. – Им вы, часом, не обмолвились о том, что вам предстоит?
– Нет, – ответил наследник коротко и, на мгновение умолкнув, словно собираясь с духом, вдруг произнес: – Майстер Гессе, ответьте и вы мне на один вопрос.
– Конечно, – помедлив, кивнул Курт, мельком переглянувшись с помощником. – Если это не связано с закрытой информацией.
– Это вовсе не связано с темой, майстер Гессе. И это даже не вполне вопрос, скорее, некое наблюдение… Я заметил, что вы опускаете любые обращения, адресуясь ко мне. Ни разу вы не поименовали меня – никак. О том, – продолжил наследник, снова не дождавшись на свои слова ответа, – что вы нелицеприятны, меня предупреждал еще майстер Хауэр. И отец Бруно сегодня сказал, что не стоит ждать от вас напускных любезностей. И я, в общем, понимаю, почему так происходит. Вас сорвали с места, отвлекли от службы ради того, чтобы вы оказались здесь; фактически ради моей прихоти. Я вам не неприятен, что уже неплохо, учитывая обстоятельства нашего знакомства, но явно не вызываю у вас восторга. Я для вас мальчишка, наделенный властью, с безмерно завышенным чувством превосходства, какового не заслужил, ибо сам я ни для себя, ни для мира вокруг себя ничего не сделал. Я для вас никто. Поэтому обратиться ко мне, именуя меня титульно, вам претит, а обращение как к рыцарю невозможно, ибо я еще не прошел посвящения. Даже не стану спрашивать, так ли это, ибо я и сам вижу: так.
– Если для вас это имеет столь большое значение… – начал Курт, и тот перебил, не дослушав:
– Имеет. Но не такое, как вам показалось. Я не стану требовать от вас соблюдения видимых норм, мне ни к чему ваше притворство. Но мне, откровенно говоря, не по себе, когда вы общаетесь со мною вот так. Никак не могу избавиться от ощущения, что однажды услышу от вас «эй, ты!»… Поскольку нам с вами предстоит пребывать бок о бок довольно длительное время, майстер Гессе, мне бы хотелось избегнуть недомолвок и все расставить по местам. Принимая во внимание все вышеозначенное, я не стану возражать, если вы будете обращаться ко мне по имени.
– Ваше Высочество! – спустя миг оторопелого безмолвия выговорил фон Редер строго. – Не кажется ли вам, что и без того довольно вольностей…
– Кажется, – кивнул наследник с усмешкой. – Однако в этом вопросе, Ульбрехт, я вполне могу обойтись без ваших советов. Кроме того – а вы не подумали о том, что мне такое положение вещей будет просто приятно?
– Простите?.. – переспросил Бруно, переведя растерянный взгляд с королевского телохранителя на его подопечного, и Фридрих вздохнул, посерьезнев:
– Однажды мне пришла в голову занятная мысль. Отец, заняв императорский трон, так просто и не задумываясь сменил имя с богемского на германское еще и потому, что ему все равно. Никто не обращается к нему по имени. Никто. Даже любовница. Я пока еще пустое место, всего лишь вероятный наследник без особых обязанностей и влияния, но уже сейчас я порой ловлю себя на мысли, что начинаю забывать собственное имя. Оно уже звучит для меня, как имя постороннего мне человека. Ко мне адресуются, именуя меня титулом, в моем присутствии обо мне говорят «наследник», отец зовет меня «сын»… даже мои приятели обратились ко мне по имени лишь пару раз, да и то – будучи изрядно в подпитии, когда вино расслабило их сдержанность. В свете всего этого – я не буду иметь ровным счетом ничего против, если имя, данное мне при крещении, я буду слышать из уст одного из знаменитейших людей Германии.
– Признаюсь, я нечасто не знаю, что сказать, – заметил Курт, когда наследник умолк, и тот остерегающе вскинул руку:
– Только не говорите, что вы польщены такой честью. Я знаю, что это неправда: польщенным вы себя не чувствуете и за честь это не почитаете. Для вас я всего лишь расставил все фигуры по их местам, майстер Гессе, а посему давайте просто продолжим начатый вами разговор.
– Как скажете, – согласился Курт и, помедлив, докончил: – Фридрих.
– Так гораздо лучше, – кивнул тот.
– Стало быть, продолжим… Итак, ваши приятели не в курсе дела? Они, как и все прочие, полагают, что вы отосланы в монастырь на исправление? Вы не обмолвились им ни словом, ни намеком, не дали понять хотя бы, что намереваетесь отправиться в иное место?
– Ни словом, ни намеком, майстер Гессе.
– Однако же, – вмешался фон Редер, – и слова, и намеки были высказаны капеллану, как я сейчас узнал. И еще я узнал, что капеллан – ваш шпион при дворе Его Величества.
– Полно вам, господин барон, – возразил Бруно с усмешкой, – шпион, который всем известен, это не шпион. Ведь вы не юноша с высокими идеалами, посему вы, думаю, должны согласиться: благо Его Величества, не только физическое, но и духовное, – это не последнее, о чем нужно заботиться. Духовник – тот же лекарь, но врачующий не тело, а душу, надзирающий за состоянием не тела, а души. Я ведь так полагаю, что придворный медик не взят с первого курса университета, а был выбран из лучших? Ведь если лекарь будет недостаточно учен, он не увидит вовремя начало болезни или навредит лечением. Не станете же вы спорить с тем, что никто лучше служителя Конгрегации не знает Писаний, Предания, никто лучше него не смыслит в вероучительных и душеспасительных делах, никто не сможет лучше него надзирать за здоровьем души? Или станете?
– Спорить? – переспросил фон Редер с кривой усмешкой. – С инквизитором?.. Но не будем уводить разговор в сторону, господа следователи. Что вы скажете о вашем всем ведомом шпионе? Или он по каким-то причинам вне подозрений?
– Он на этой должности много лет, – передернул плечами Курт. – Много лет состоит в Конгрегации на службе; и под «много» я разумею больше двух десятков, а также подразумеваю проверки, которые не снились ни одному другому, включая проверки нашими expertus’ами с особыми способностями. Как верно заметил мой помощник, первого попавшегося к значимым делам не приставляют. Однако предатели подле императорской персоны есть вопрос второй, я этим поинтересовался, in universum [91] , попутно; сейчас нам важнее выяснить, кто является исполнителем здесь. Что мы и сделаем, – отметил он, когда в запертую дверь настойчиво и нетерпеливо постучали.
– Я полагаю, была причина поднять меня среди ночи? – уточнил Хауэр, когда, войдя, утвердился на табурете напротив Курта. – Скажи, что я не ошибаюсь в своих чаяньях и ты разобрался в деле.