– Я этот взгляд знаю, – тихо выговорила Лотта. – И знаю эту задумчивость. Что-то ты уже поняла или думаешь, что поняла. Кого-то подозреваешь или нащупала какую-то нить… Какую?
– Сейчас не могу сказать, – не сразу отозвалась Адельхайда. – Еще не убеждена всецело… Да и не думаю, что тебе надо знать всё. Ты сейчас слаба и физически, и душевно, и я не хочу подвергать риску тебя и дело.
– Вот как… – спустя еще миг молчания медленно произнесла та, и Адельхайда через силу улыбнулась, успокаивающе погладив помощницу по руке:
– Я сейчас справляюсь одна, и взваливать лишние тяготы еще и на твои плечи нет нужды. Отдыхай и ни о чем не думай. А я… Я сама разберусь. Как-нибудь.
Сентябрь 1397 года, Германия
На сей раз споров о том, кто войдет в комнату, где содержался связанный Хельмут Йегер, не было, и задержка подле двери случилась лишь для того, чтобы раздать указания, как каждому надлежит себя вести. Фон Редер, услышав распоряжение молчать и не произносить ни звука, что бы ни случилось, насупился, однако возражать не стал, Фридрих, коему было велено внимательно слушать и тщательно следить за собственными словами, лишь молча кивнул, и только Хауэр хмуро предположил:
– Полагаешь, мы услышим что-то значимое?
– Полагаю, мы услышим что-то нешуточное, – откликнулся Курт, переглянувшись с помощником, и, помедлив, толкнул створку двери.
Йегер вскинул взгляд навстречу вошедшим, на мгновение дольше задержав его на наследнике, и распрямился, молча дождавшись, пока войдут все и дверь закроется за их спинами.
– Ты хотел поговорить, – произнес Курт, подойдя ближе. – И, видимо, это что-то важное. Как ты понимаешь, я не могу выслушать это один на один: после произошедшего здесь не верят даже мне.
– Я понимаю, – негромко отозвался боец. – И в том, о чем я хотел говорить, нет никакой тайны ни для кого здесь. Все равно без их решения не обойтись.
– Какого именно? – уточнил Курт, уже поняв по этим словам, по взгляду, по голосу, что одолевшие его подозрения верны, что услышать сейчас он может только одно, и ничего больше…
– Можно, я сперва спрошу вас, майстер Гессе? – стараясь больше не смотреть в сторону принца, спросил Йегер и, увидев ответный кивок, вымолвил все так же тихо: – Верите ли вы в то, что я рассказал вам все, что знал? Что не осталось у меня за душой ничего и ничего более вы не сможете от меня узнать?
– Да, – не медля, ровно ответил Курт. – Я верю, что ты рассказал все.
– И… – впервые осекшись, продолжил боец, – остальные тоже?
– Похоже на то, – неохотно проговорил фон Редер, когда Курт обернулся к присутствующим, одарив каждого вопросительным взглядом. – Похоже, что сказано и впрямь все.
– Я вам верю, – серьезно произнес Фридрих. – Я могу и ошибаться, но все-таки не думаю, что вы скрыли что-то, о чем-то не сказали. Я думаю, вам верят все, и отец Бруно, и ваш командир.
– Я ему больше не командир, – сквозь зубы процедил Хауэр, и бывший зондер отвел взгляд в сторону.
– Да. Все верно. Все, что прежде было моим, больше не мое, и сам я – больше не я. Теперь мне осталось лишь ждать, пока за мною явятся и препроводят на суд, а после – на казнь. Таково мое будущее. Ведь так, майстер Гессе?
– Боюсь, да, Хельмут, – подтвердил Курт, и Йегер кивнул:
– И если бы суд состоялся сейчас, здесь, то и казнь свершилась бы немедля? А если бы не было никакой возможности связаться с вышестоящими, вы имели бы право, согласно вашему статусу, произвести ее на месте, майстер Гессе. Верно ведь?
– Верно, – согласился он, услышав, как стоящий у двери Фридрих задержал дыхание. – Такое право у меня есть. Но только в том случае, когда иного выхода нет. Сейчас – не так.
– От меня нельзя больше ничего добиться, – еще тише, но решительней возразил Йегер. – Я не смогу сказать ничего нового – ни вам, ни Особой Тройке, никому, потому что уже рассказал все, что мог. От меня больше нет никакой пользы. Суд надо мною принесет только вред Конгрегации: люди Императора станут требовать публичности. Среди них немало недоброжелателей – и Конгрегации, и трона, и они воспользуются случаем, чтобы вбить клин между ними. Если смотреть с одной стороны, то моя прилюдная казнь скажет всем, что с предателями Конгрегация не церемонится и не выгораживает их, но с другой – враги Империи не преминут повернуть это иной стороной. Они станут поминать все произошедшее при всяком удобном случае, настраивая против Конгрегации и короля, и подданных… Вспомните ваше первое дело, майстер Гессе. Весть о вашей неудаче разнесли по всей Германии, эту историю раздули до неприличия, и скольких усилий стоило задавить пущенные слухи…
– Да, – согласился Курт. – Было. Тут ты прав.
– Я, – произнес Йегер, не отводя взгляда, – первым делом сказал о той стороне дела, что касается Конгрегации и Империи, но не стану лгать: все это я понял, изыскивая оправдания для того, о чем хотел просить вас.
Бывший зондер наверняка ждал вопроса «о чем?», однако Курт молчал, слыша вокруг тишину и видя перед собой то, что видел уже не раз – болезненный, но решительный взгляд; сколько таких взглядов было за годы службы?.. десятки? Кажется, что сотни…
– Ведь вы понимаете, – еще тише продолжил Йегер. – Вы знаете о чем, майстер Гессе… Не суд меня страшит. Не казнь. А то, что придется смотреть в глаза нашим, отцу Бенедикту или майстеру Сфорце. То, что мне придется снова повторять все сказанное – перед ними, что это потом будут повторять прилюдно, что… Ведь вы сами согласны с тем, что публичность лишь сделает хуже, и с тем, что продлевать мою жизнь нет смысла и пользы. Я осознаю, что предательство – непростительно, но прощения я и не жду, я лишь прошу об одном малом снисхождении. Ведь ваш ранг позволяет вам принять такое решение.
– Если бы все зависело только от меня, – негромко выговорил Курт, – и просить бы не пришлось, Хельмут. Твоих прошлых заслуг вполне довольно на то, чтобы дать тебе хотя бы это. Но ведь ты сам понимаешь, что сегодня, сейчас – я не всецело хозяин положения.
– Да, – согласился Йегер, через силу подняв взгляд к людям у двери. – И потому сразу сказал: хорошо, что здесь присутствуют все, и я понимаю, что не обойтись без их решения.
– Вы… – проговорил Фридрих, запнувшись, и не сразу продолжил: – Вы просите… убить вас?
– Я справлюсь и сам, – по-прежнему тихо, но непреклонно возразил боец. – Просто освободите меня и оставьте в этой комнате наедине с собой и Богом. Это все, что мне нужно. Я знаю, что снисхождения не заслужил, но все-таки прошу о нем, прошу не выставлять меня на позор, а Конгрегации и трону не наносить удара под дых.
– Куда уж еще-то, – не сдержавшись, выплюнул фон Редер, однако на сей раз в его голосе была скорей растерянность, нежели злость. – Ты и так вмазал им обоим от души.
– Знаю, – снова кивнул тот. – Но к чему же добивать…