Астрагор надолго замолчал. Василиса переключилась на созерцание великолепных горных пейзажей, одновременно пытаясь успокоиться, — слова Духа почему-то сильно ее взволновали, хотя он не кричал, не ругался, всего лишь спрашивал.
Старочасы поплыли над самым лесом, плавно лавируя между верхушками деревьев. Солнце давно вышло из-за облаков, расцветив мир в алые и розово-золотистые краски. Василиса уже догадалась, что Астрагор ведет ее в Драголис. Только бы не пришлось гоняться за марами или проходить еще какой-нибудь обряд Непростых, наверняка такой же странный, как и первый.
— Я знаю, что ты увидела в часольбоме, черноключница, — вдруг заговорил Астрагор. — И наверняка догадалась о связи двух подброшенных монеток.
Невольно Василиса вся подобралась и замерла, боясь пошевелиться. Ей вдруг стало по-настоящему страшно. Сначала Астрагор проявил осведомленность по поводу ее намеренной неудачи в Расколотом Замке и планах ее возможного побега, потом начались эти его странные откровения о власти, а теперь — пожалуйста, он знает даже о Рунисе!
— Признаться, это обстоятельство заинтересовало меня, — размеренно продолжил Астрагор. — Ты движешься в верном направлении и неимоверно близка к разгадке.
В его тоне сквозила некая безмятежность — со стороны он походил на человека, просто любующегося красотой восходящего солнца.
— Но я уверен: тебе кто-то помог, — продолжил Дух. — Поэтому, чтобы ты не старалась зря, я сам открою тебе эту тайну. Да, Рунис — это я. Моя единственная подлинная судьба, которую мне пришлось не раз корректировать.
Василиса промолчала. Да и что она могла сказать? Ей приходило в голову, что Рунис — это Астрагор и что та злосчастная монетка изменила его судьбу. А после другая монетка изменила судьбу Фэша…
— Мне все равно, как ты используешь эту информацию. После того как ты поможешь открыть Бронзовую и Рубиновую Комнаты, я отпущу тебя, — продолжил Астрагор. — Думаю, это все, что мне потребуется от твоего дара.
— А Фэша? — вырвалось у Василисы. — Его вы тоже отпустите?
Астрагор не ответил — их старочасы начали плавное снижение и вскоре полетели между пушистыми сосновыми ветками, густо усеянными молодыми шишками. Алый старочас Василисы двигался быстро, и на крутых поворотах ей приходилось спешно хвататься за плотные, шершавые лепестки, чтобы не упасть. Впрочем, вскоре ее часовой цветок замер в полуметре от земли, предлагая девочке спуститься.
Дух первый спрыгнул со своего старочаса — легко, по-мальчишески, и Василису еще раз неприятно кольнула его схожесть с Марком.
— Ну что же, начнем, — произнес он, смерив ученицу внимательным взглядом. — За свою тысячелетнюю жизнь я научился главному — вовремя распознавать знаки судьбы… Часовое превращение — это твоя судьба, ее символ. Покажи, на что ты способна.
Василиса кивнула, втайне надеясь, что Астрагор не причинит ей зла сейчас, а действительно научит превращаться в какое-нибудь существо. Хорошо бы в русалку, лунопташку или треугла. Или даже в сову.
— Сейчас я проведу короткое зачасование, — продолжил Астрагор, перейдя на вкрадчивый тон. — Не бойся, черноключница, — добавил он с усмешкой, глядя, как вытянулось лицо у Василисы при таком известии. — Твой дух обретет свободу и полетит над этим часодейным лесом, пока ты не превратишься в какого-нибудь зверя, птицу, а может, насекомого или рептилию… Посмотрим, на что хватит твоих сил… И предназначения.
Астрагор резко взмахнул часовой стрелой и провернул ею сложный финт; Василису что-то сильно толкнуло в спину, закружило вокруг себя и подбросило вверх на три-четыре метра. Перепугавшись, она хотела вызвать крылья, но этого не понадобилось: ее тело вдруг стало неимоверно легким, будто совершенно лишилось физического веса. Чтобы вернуть привычное ощущение тяжести, Василиса изо всех сил замахала руками и крыльями, но напрасно — ее тело исчезло.
Она словно бы превратилась в быстрый летний ветер, блуждающий меж ветвей и листьев, кружащий в широких кронах, скользящий по мшистым кочкам и узловатым корням деревьев. Ее зрение, слух и обоняние обострились до неимоверных пределов: она чувствовала каждый листик на дереве, ощущала биение сердца всякого живого существа, обитающего в этом чудесном лесу.
Где-то невдалеке хрустнула сухая ветка — это пробежал под кустами серый заяц, вон промелькнул в чаще рыжий лисий хвост, проскакала по стволу сосны белка, а где-то в вышине пропорхнула стайка черно-белых птиц.
Василиса видела, слышала и ощущала все, что происходило в лесу: ленивый стук дятла, сонное копошение совы в гнезде, едва уловимый шорох гусеницы, ползущей по дырявому листку березы, деловитое шествие муравьев и шелест колокольчиков в траве…
И вдруг эти ощущения усилились стократно: Василиса услышала и другие звуки — чьи-то далекие, печальные голоса, шепот, звон, перестук… Может, это отозвались мары — часодейники леса? Или где-то невдалеке бродят воспоминания — помнится, Рок что-то говорил о таких… Василиса полетела дальше и вскоре увидела русалок, купающихся в лесном озере, тонкорогов — белых, черных, рыжих, мирно пасущихся на поляне; ярко-зеленых ящеров, притаившихся в кустах, и даже дриадэру, задремавшую под огромным раскидистым дубом…
Василиса испытала внезапный, неведомый ранее прилив восторга, чувство абсолютного счастья, словно на какое-то время она сама стала этим странным, часодейным лесом, ощущая его глубинный, размеренный пульс, удивительную волшебную энергию, питающую каждое живое существо, нашедшее приют под сенью Драголиса.
Василиса летела все дальше, выискивая то, что было нужно ей самой, — истинный часовой облик. И вот в какой-то миг волшебный лес надвинулся на нее в одном неуловимом шаге, — словно бы она прыгнула на более тонкий уровень этого мира, где даже время течет по несколько иным законам.
И оказалась на небольшой поляне, окруженной высокими соснами. Воцарилась напряженная, звенящая, хрустальная тишина. Стволы деревьев окутал тревожный, сумрачный свет, трава потемнела и затрепетала под легким ветром. Василиса почувствовала, что и сама начинает изменяться, двигаться вместе с пространством, подобно бруску пластилина в быстрых, умелых руках, будто кто-то невидимый и могучий примерял на нее разные сущности, формируя что-то особенное, единственно верное.
Василисе вдруг захотелось вдохнуть полной грудью, и это ей удалось — она вновь ощутила себя. Она покрутила головой в разные стороны и вдруг замерла, увидев мар. Девушки в длинных белоснежных платьях, с венками из цветов, листьев и травы на волосах выходили из-за стволов деревьев — словно это сами деревья оживали, превращаясь в лесных волшебниц. Взявшись за руки, они образовали вокруг Василисы хоровод и завели печальную, мелодичную песню.
Эта тихая, надрывная мелодия заворожила Василису; она будто услышала зов собственного сердца и… взлетела, закружившись вокруг себя, взмахнув крыльями!
Перед глазами пролетел длинный ярко-синий хвост с ало-золотистыми искорками, затрепетали тонкие, перистые крылья. Василису накрыла волна чистой, искренней, непостижимой радости. Ведь она только что нашла свое истинное «Я», стала птицей, имя которой…