— А меня допрашивать не будете? — поинтересовалась эта странная девица.
На одно мгновение мне показалось, что из ее глаз снова на минутку выглянул перепуганный ребенок, но это была только иллюзия — ее толстые губы кривились в усмешке, и я покачала головой.
— Мне хотелось бы, но не сейчас. Я думаю, вы сами придете ко мне, чтобы рассказать то, что вас волнует.
— Меня ничего не волнует, — упрямо мотнула она головой.
— И все-таки возьмите, — я протянула ей визитку с координатами нашего агентства. Она уставилась на нее, потом подняла глаза и задумчиво проговорила:
— Может быть, я приду. А может, и нет.
— Это ваше дело, — вздохнула я. И пошла прочь.
Ольга была из тех натур, против воли которых идти полная бессмыслица. Зачем нам лишать себя маленького шанса?
Впрочем, я почти не верила в то, что она придет. «Скорее всего я просто плохой детектив», — вздохнула я про себя. Очередная незадача…
* * *
Темная улица встретила меня неприветливо и немного по-хамски швырнула в лицо пригоршни холодного воздуха. Кроме того, она была пустынной, как будто холод прогнал всех обитателей, вынудив их спрятаться, оставив меня в этом холодном мире одну.
«Надо было все-таки дозвониться до Пенса, — подумала я, запахивая свою куртку поплотнее. — Мой верный рыцарь совершенно не выполняет обязанности телохранителя».
Троллейбусная остановка расположена довольно далеко от дома Гордонов. Я пошла по направлению к ней, обуреваемая мыслями о странной семье.
Мои шаги гулко отдавались в темной пустоте.
Черт побери, все могут храбро подозреваться! А сам Гордон личность загадочная и противоречивая. С одной стороны, Соня плачет о его кончине так искренне, что трудно поверить в сказанное Флорой. Впрочем, могу ли я доверять Флориным словам? Ведь она прежде всего обиженная женщина!
Все завязаны в тугой узелок, и мне надо его распутать. А как?
— И сама не знаю, — пробормотала я. — Все так запутано, как в кретинском кроссворде! Лично я начинаю чувствовать себя идиоткой!
Вот в этот момент вдруг послышались шаги. Сначала я не придала им никакого значения. Не только же мне дано право разгуливать по этим улицам!
Шаги были, правда, какие-то странные. Как будто кто-то меня догонял, но в то же время пытался прикинуться «чайником». Но я опять же не обратила на это особого внимания. Я как раз готовилась вырулить на освещенный проспект, как вдруг чья-то рука обхватила меня сзади за талию, вторая зажала мой рот, и меня попытались вернуть в темный проулок, чему я отчаянно воспротивилась. Так как по общему утверждению мои действия резко опережают мыслительные процессы, я, нисколько не думая о последствиях, промычала: «Мама!», потом резко ударила ногой, ибо она была свободна, и, когда мой преследователь немного ослабил хватку от неожиданности удара, довольно хладнокровно ударила его по тому же месту второй раз.
Он выпустил меня, схватившись за низ живота.
Я же, почувствовав чаемую свободу, совершила отчаянную глупость.
Резко повернувшись, рванулась к освещенной улице. Поскольку, если говорить честно, немного испугалась этого кретина, так как приняла его за сексуального маньяка. Реакция совершенно нормальная на первый взгляд. Для нормальной женщины. Но не для меня.
Уже отдышавшись, я застыла, потрясенная собственной глупостью.
А если это не маньяк? Ну, Сашенька, ты и дура!
Предположим, за тобой следили. И сейчас ты только что отпустила убийцу Гордона!
Я в ужасе метнулась назад, почти не надеясь на удачу.
В проулке царила тишина. «Ну, конечно, — печально усмехнулась я. — Ты же не каратистка, твои удары вряд ли сделали его инвалидом. Он уже давно удалился».
Всматривалась в темноту, и в какой-то миг мне показалось, что я его увидела.
Темная тень, высокая и длинная. Более того, он стоял в конце проулка, возле дома Гордонов. В развевающемся плаще и без шляпы. Волосы развевались на ветру. Он ждал меня.
Я положила руку в карман — пусть этот гад думает, что у меня там оружие, и сделала шаг в его сторону. Он даже не дернулся, так и остался стоять неподвижный и загадочный, как памятник Дзержинскому у вокзала.
Может быть, меня заманивают в ловушку? Опасливая мысль заставила меня остановиться.
— Ну уж нет, — пробормотала я, сцепив зубы. — Второй раз я тебя не упущу…
Решительно и бесстрашно я двинулась ему навстречу. Правда, предпочла зажмуриться, чтобы слово «бесстрашно» все-таки не было такой ложью. И пошла к нему решительными шагами, наклонив голову…
Остановившись, я открыла глаза.
У меня вырвался вздох разочарования, правда, с оттенком облегчения.
— Ну, ты совсем чокнутая, Александра, — проворчала сама себе.
Я приняла за моего злоумышленника обычное высокое дерево, покорно шелестящее остатками листьев!
Переулок был пуст. Кроме меня и этого дерева, тут никого больше не было.
Я не стану вам врать, что мне не было страшно. Было. Я даже начала напевать «Мальбрук в поход собрался», чтобы мой страх отправился вслед за Мальбруком. Я даже представила себе, как мой толстенький страх на корявых ножках убегает, но, если честно, не очень-то мне это помогло!
Во всяком случае, когда я приблизилась к тому самому месту, где только что меня пытались лишить разума и жизни, я вздрогнула.
Там что-то белело.
Валялось себе на земле и нагло так белело.
Я остановилась, огляделась и медленно приблизилась, пытаясь самой себе показаться куда более героической натурой, чем я есть. Конечно, моя бы воля, я бы взвизгнула и помчалась прочь, как ошпаренная. Но мое чувство собственного достоинства мешало мне поступить таким недостойным способом.
Поэтому я подошла мелкими и осторожными шажками и подняла с земли белеющий предмет.
Это оказался обычный носовой платок. Мужской и очень дорогой.
Схватив добычу, я вышла на проспект и отдышалась. Потом присмотрелась к своей находке.
Запах — вот что разбило все мои домыслы о маньяке, который совершенно случайно напал на меня.
Фиг вам всем, напали на меня целенаправленно!
Догадайтесь, чем пахнул платок?
Ну, не стану я вас мучить — от платка исходил тонкий аристократичный запах «Кензо»!
* * *
Дома меня ожидала спокойная тишина и разгневанная мама.
— Александра, — свирепо прошептала она. — Ты обещала появиться до десяти? Обещала! Посмотри на часы!
— Угу, — кивнула я. Часы показывали двенадцать тридцать. Я стащила с себя кроссовки и всунула ноги в уютные шлепки.