— Боже мой, — простонала несчастная мама, запоздало хватаясь за сердце.
— Ма, успокойся! Я жива и здорова, все в пределах допустимого. Так… Платок.
Напоминая своим видом разъяренного Отелло, я метнулась в комнату, нашла платок и успокоенно плюхнулась на место.
Дашка уставилась на платок с таким ужасом, что я невольно напряглась.
— Даш, что с тобой?
Она облизнула губы, не спуская с платка испуганного взгляда. Потом подняла на меня глазенки и прошептала:
— Откуда он?
— Платок? — переспросила я. — Нашла. В темном переулке.
— Он им вытирал руки, — уверенно сказала малышка.
— Кто? — не поняла я.
— Убивец, — еле слышно прошептала она.
Вот это финиш!
— Ты уверена?
Она закивала головой.
— Почему? — поинтересовалась я.
Она, будто ядовитую змею, взяла платок у меня из рук и указала на уголок. Он, этот чертов уголок, был обшит красной тесемочкой. Везде — белая, а в этом углу — красная.
— Вот, — сказала девочка. — Я на эту красненькую полоску и обратила внимание. Потому что мне сначала показалось, что это — кровь.
— Ладно, — я взяла бесценную улику и засунула в карман.
— Что там еще за убивцы? — нахмурилась мамочка. — Саша, я за тебя боюсь!
— Ничего не случится, а страх, между прочим, ослабляет человека!
Я поднялась, допив кофе уже на ходу, и, махнув рукой на прощание, вылетела за дверь.
Уф!
Я взглянула на часы. Сегодня я не опоздаю.
Вылетев из подъезда, радуясь тому, что освободилась от ненужного мне страха за свою жизнь, я подняла глаза и остолбенела.
Напротив моего подъезда торчала высокая фигура Пенса.
— Привет, — улыбнулся он.
— Привет, — ответила я. — Интересно, что заставило тебя подняться в такую рань?
— Я должен тебя проводить, — сурово ответил мой немногословный друг.
— Ага, — кивнула я. — Собственный почин? Или высочайшее распоряжение моей мамочки? А может быть, господин Лариков возложил на ваши плечи такой почетный долг?
— Я сам, — мотнул он головой. — Мне эти кенты, которые звонили, не нравятся.
— А мне-то они как нравятся! — воскликнула я. — Просто милашки! Значит, теперь я вынуждена терпеть твое присутствие постоянно?
— Выходит, так, — подтвердил мои опасения Пенс.
— Кошмар, — вздохнула я. — И у меня нет иного выхода?
— Нет.
— Ну ладно, пошли, — смирилась я с неизбежностью.
Мы двинулись к автобусной остановке. Все время молчали. Я была занята мыслями, достаточно мрачными, чтобы их отражение на моем лице делало оное еще более ужасным. То есть я так подозревала, что мое лицо просто обязано вызывать у окружающих глубокое чувство омерзения и ужаса.
Автобусные пассажиры, однако, отчего-то совсем не ужасались и не бросались в рассыпную, а напротив, окружив меня и Пенса плотным кольцом, норовили стиснуть нас так, что я прокляла собственную инициативу прийти на работу вовремя, обрекая себя тем самым не только на сонливость, но и на путешествие во время «Ч».
Навстречу автобусу неслись рекламные щиты с бессмысленными призывами типа «Двадцать причин гордиться» непонятно чем. Одна из рекламок призывала срочно посетить кинотеатр «Виктория», где расположилась уютненько выставка с кошмарным названием «Истории наказаний».
— Что там, розгами угощают? — поинтересовался круглолицый крепыш, почти повисший на моем плече, невзирая на тщетные попытки Пенса заслонить меня от общества своей спиной.
— Нет, там всякие пытки. Дыбы и электрические стулья, — прокричала прямо мне в ухо его дамочка, такая же кругленькая, с тупыми пуговичками глаз. Судя по ее самоуважению и уверенному голосу, она была либо нотариусом, либо же паспортисткой.
— Надо сходить, — оживился кругленький, наступая мне на ногу своим мощным сапогом. Я подавила вопль, но на глазах выступили слезы.
Странный народ! Зачем им смотреть на всякие там ужасы, когда достаточно проехаться несколько кварталов в обществе себе подобных, чтобы испытать те же острые ощущения?
* * *
Лариков встретил меня лобовым вопросом, как выстрелом в упор:
— Что там произошло?
— Ты о чем? — недоуменно спросила я.
— Во-первых, почему тебя не было дома? Куда ты ходила, когда ушла из агентства?
— Я?
— Давай закончим эти игры в вопросы на вопрос. Вчера ты ушла отсюда безумно уставшая и направилась домой. Так?
— Да. Я ушла отсюда безумно уставшая и направилась домой.
Он крякнул и сдвинул брови в одну линию.
— Александра, — произнес он, глядя на меня «принципиально». — Мне кажется, что ты умеешь говорить нормально. Но сейчас почему-то избегаешь этого. А ситуация, между прочим, у нас сложилась опасная.
— Да? — удивилась я. — На нас начали охотиться, как на бизонов? Пиф-паф — ой, мамочки! А я еще и замуж не сходила!
При последних словах я бросила на Пенса многозначительный взгляд. Конечно, он заерзал на стуле. Что за странные существа эти мужчины — старательно отгоняют свое грядущее счастье на приличное расстояние!
— Сашка, ты будешь разговаривать серьезно?
— Я думаю… Как нам с Пенсом быстренько сгонять в Лас-Вегас, чтобы я успела побывать замужем!
— Са-ша!
— Слышу я тебя, не глухая! Ладно, не поеду я никуда. Погибну девственницей, может быть, мне простятся за это другие грехи…
— Так. Разговор ты не хочешь вести намеренно.
— Ага, — чистосердечно раскаялась я.
— А ты знаешь, что произошло через час после твоего ухода «домой»?
Он смотрел на меня пристально, прекрасно понимая, что мне действительно это безумно интересно. Вот только платой за его откровенность должна была быть моя, а я не представляла, чем она обернется для меня!
— Не знаю, — развела я руками.
— Ну так вот, — он оказался добрее, чем я думала. — Через час зазвонил телефон. И голос — не поймешь, то ли мужской, то ли женский — поведал мне, что ты сейчас движешься прямо по направлению к дому Гордона, что ты суешь свой нос в чужие дела и поплатишься за эти свои вторжения! Я начал звонить тебе и выяснил, что тебя дома нет! Потом позвонил Пенсу и рассказал ему все. У Пенса тебя тоже не было! Вопрос — где же ты была?
— «Где же я была… — пропела я на мотив старой песенки. — Разве я прийти раньше не могла!»
Он собрался что-то сказать, но замолчал.
Молчание было довольно долгим и значительным. Ровно таким по времени и содержанию, чтобы я сумела оценить всю безнравственность своего поведения.