– Отвел беду, Силантий Матвеевич. Обещал же, что род ваш беречь стану. – Павел устало улыбнулся и посторонился, пропуская обессиленного ожиданием отца.
Марья была все еще бледна, но, увидев его, попыталась улыбнуться:
– Павел помог мне, папенька. Мне теперь так хорошо-хорошо… Только спать хочется…
– Ты спи, Марьюшка. Спи! Завтра обо всем поговорить успеем… – Русалов погладил дочь по уже заметно отросшим волосам, поцеловал в висок – вышел.
– Постойте, Силантий Матвеевич. Разговор у меня есть касательно Марьи. – Павел догнал его уже возле комнаты.
– Что с ней? Говори как на духу, – Русалов почувствовал, как его сердце снова перешло на галоп. – Если надо, доктора самого лучшего выпишу из Санкт-Петербурга. Тотчас пошлю за ним!
Павел улыбнулся и только качнул головой:
– Не волнуйтесь так. Беременна она, Силантий Матвеевич. Ребеночек у Марьи будет. Я ей травы назначу, но доктора все равно придется пригласить.
Чувствуя, как земля уходит из-под ног, Силантий ввалился в комнату и опустился на диван. Весть была бы радостной, если бы не мысль о порченой крови Романовых.
Марья приходила в себя быстро. Доктор, вызванный из города, жил в поместье месяц, после сообщил, что с Марьей и с ребенком все хорошо. Предостерег от волнений, велел бывать на свежем воздухе и больше кушать, а затем отбыл. Зима к тому времени разменяла последний месяц, и жизнь в поместье пошла своим чередом.
Силантий и слова не сказал дочери в укор, потому как сам за собой вину чувствовал. Он едва сдерживался, чтобы не признаться дочери во всем. И что письма прятал, и что Алексей в армию не просто так угодил. Хотя…
Русалов задумался. Снег поскрипывал под его сапогами, зимний сад спал, прекрасный в своем застывшем величии… Самое время подумать…
А подумать есть о чем! Он только сейчас понял, что давненько не добирался к ним Макар-почтальон. А вдруг его план сработал? Вдруг и вправду Алексей решил, что ни к чему ему Марьюшка? Получил свое, и будет.
Макара он увидел возле конюшен и сперва даже не признал. Почтальон нервничал, переступал с ноги на ногу и что-то говорил Степке.
– Чего приехал? – Не то чтобы Русалов не любил Макара, просто встретился он ему не вовремя. А может, злость была на Алексея, что забыть никак не может его Марьюшку. Его принцессу…
– Тут такое дело, Силантий Матвеевич, письмецо. Для вас, лично от генерала Корнева.
Сердце Русалова упало в пятки и там затихло.
– Корнева? – Старый друг никогда не писал писем. – Давай уже сюда!
Русалов вырвал письмо из рук почтальона. Кинул ему гривенник и замерзшими пальцами принялся рвать конверт. Бумага резала пальцы, но ему было все равно. Сердце сдавило от тяжелых предчувствий.
«Мое почтение, Силантий Матвеевич. Прости, что извещаю о смерти. Алексей Антонович Романов, находившийся под моим командованием в звании поручика, застрелен при попытке дезертирства из вверенного мне полка. Вечно твой друг – Виктор Андреевич Корнев».
Письмо выпало из рук.
– Папенька? – Голос Марьи заставил его вздрогнуть и обернуться. Она шла вместе с Феклой. Живот не скрывала теперь даже соболья шуба. – Я искала вас. Там Макар приходил… С письмом! Может, от Алешеньки? Папа?
Она заметила исписанный лист и, не сводя с него глаз, подошла ближе.
– Что там? – Она посмотрела на него потемневшими глазами, и Силантий понял, что потерял ее. Наклонился, поднял письмо и протянул дочери:
– Алексей погиб…»
– Федь? Ты чего, уснул? – Заметный тычок в бок и голос Макса заставили Федора очнуться.
– Что?
– Да ничего! Лунатик! Сначала понес какую-то пургу, а последние минут пять и вовсе сидишь, в дневник пялишься и молчишь! – Это уже Кир. Только Петр, не улыбаясь, смотрел на Федю темными, без зрачка, глазами:
– Что ты увидел?
Федор, наконец, заставил непослушные губы растянуться в усмешке и произнес:
– То, как меня сначала подставили, а потом убили…
– Блин, ты вчера самогонку на мухоморах, часом, не пил? – Кирилл покачал головой.
– Слушай, а может, ты того… – А вот Макса, любителя мистики, его ответ воодушевил. – Типа Кашпировского? Медиум?
– Да нет! – Федор, наконец, окончательно вырвался из лап видения. – Я просто разбирал написанное и не заметил, как увлекся.
– И что там было? – Петр не сводил с него внимательных глаз.
– Там написано о том, как генерал подлостью сжил со света избранника своей дочери. – Федор даже потряс головой, пытаясь избавиться от образа Лены, стоявшего перед глазами. Он, конечно, понимал, что никакая это была не Лена, а ее двойник, но память упрямо пыталась соединить их воедино.
– Ага… Значит, у генерала тоже рыльце в пушку… – хмыкнул Кир. – Нет, я все же за то, чтобы найти его сокровищницу. И, как честные граждане…
– …забрать все себе! – закончил за него Макс.
– Кстати, может, пока есть время, еще дневник почитаем? – Петр посмотрел на Федю. – Только теперь хочется услышать не краткое содержание…
Федор пожал плечами, аккуратно пролистнул несколько листов, выбирая наиболее сохранившиеся страницы. Вгляделся, разбирая написанное, и начал читать:
«На исходе мая Марьюшка родила крепкого, румяного мальчугана. Все мои дурные мысли сразу же рассыпались прахом. Последнюю неделю повитуха суетилась у ее постели. Все боялись, что не разродится. Дважды открывалось кровотечение, Марью мучили боли в животе, но все закончилось хорошо. Как только раздался детский плач, у меня отлегло от сердца.
Марья лежала на подушках бледная и измученная, но дышала ровно. Нянька приняла ребенка и показала мне.
– На вас похож, Силантий Матвеевич. – Она улыбнулась.
– Да где ж ты рассмотрела? – возразил я, стараясь не показать, насколько это мне приятно. – Глазюки, вон, Марьюшкины, синие.
– У новорожденных они всегда синие. Еще поменяются.
– И поменяются, не беда. Лишь бы здоровеньким рос.
– Имечко уже придумали? – Нянька явно была счастлива едва ли не меньше меня. Улыбалась, глядя на моего внука как на родного. – Как крестить-то станете?
– Алешенькой, – произнес я и вдруг понял, что это имя больше не вызывает во мне раздражения.
Да и как можно гневаться на дитя невинное? Оно ведь не в ответе за грехи отцов.
И тут словно гром ударил.