– Подросток может справиться с уходом за ним?
– В ее возрасте? – Медсестра скривилась. – Нет, конечно. Мы бы этого не рекомендовали. Для ребенка это слишком большая ответственность. У мистера Лашапеля гемипарез – паралич мышц одной стороны тела. Он не может сам мыться, ходить в туалет. Есть проблема с пролежнями. Да и речь не восстановилась на сто процентов. Дважды в день у него физиотерапия. Но он уже может сам есть.
– Он останется здесь?
– У нас отделение длительной терапии. Не думаю, что его можно поместить в какой-нибудь интернат. Он еще только начал восстанавливаться. – Она посмотрела на часы. – Извините, мне пора. Но он идет на поправку. Странно, но фотографии помогли. Он может на чем-то сосредоточить свое внимание. Нам всем они нравятся.
Наташа окинула взглядом маленькую палату, увешанную фотографиями. Снова Мак, очаровывающий медсестер, помогающий выздороветь даже в свое отсутствие.
Они въехали в обширный жилой комплекс и направились на парковку Хелмсли-хаус. Начался дождь. Подростки, которых она впервые увидела в день знакомства с Сарой, натянули на голову капюшон и чиркали спичками. Они наблюдали, как она выходила из побитого «вольво», но отвлеклись на звонок чьего-то телефона.
– Что ты хотела взять из вещей?
Наташа шла за Сарой по промозглой лестнице. Дождь хлестал, прорываясь сквозь водосточные стоки, забитые упаковками из-под чипсов и жвачки.
– Кое-что из книг.
Сара сказала и еще что-то, но Наташа не разобрала.
Они прошли по коридору, отперли входную дверь и поспешно закрыли за собой. Оказавшись под защитой металлической двери, поставленной Маком, Наташа почувствовала облегчение. В квартире было холодно. Несколько недель назад Сара была здесь с Рут, и они отключили отопление, когда забирали кое-что из вещей Сары.
Девочка скрылась в своей комнате, Наташа осталась в гостиной. Комната была опрятной, но приобрела нежилой вид. Фотографии исчезли со стен – переместились либо в новую комнату Сары, либо в больничную палату, и стены выглядели голыми.
Она слышала, как выдвигают и задвигают ящики и расстегивают молнию сумки. Наташа была уверена, что Сара не вернется в этот дом. Даже если старик поправится, он не сможет подняться сюда по ступеням. Стало не по себе. Понимает ли это Сара? Она была умной девочкой. Что она думала о своей дальнейшей судьбе?
Одна фотография на стене все же осталась: Сара, трех или четырех лет, на руках у седовласой женщины с похожей улыбкой. Обычный ребенок: в семье ощущает себя в безопасности, в чистых глазах нет страха и неуверенности в завтрашнем дне. Всего через несколько лет она будет зависеть от доброты незнакомых людей.
Наташа схватилась за голову. Оборотная сторона роли родителя – полная ответственность за чье-то счастье.
– Знаешь, давай поедим где-нибудь, – предложила Наташа, когда они снова садились в машину, смахивая капли дождя с рукавов. – Как насчет пиццы?
Сара отвела взгляд, и Наташа поняла, что своим неожиданным приглашением застала ее врасплох. Пару дней Сара была слишком необщительна даже по своим меркам. Дважды ела в своей комнате и почти не разговаривала с Маком, который до этого неизменно смешил ее.
Наташа задумалась над словами своей сестры. Предложить что-то было ее долгом. Хотя бы попытаться.
– Соглашайся. Готовить сегодня я не в настроении, да и поздно уже. Знаю отличное место в конце главной улицы.
Наташа пыталась казаться веселой, непринужденной. Господи, вот было бы здорово, если бы Сара выразила хоть какой-то энтузиазм или удовольствие. Как часто, интересно, она ела в ресторане в ее прежней жизни?
– У них отличные пиццы, – добавила Наташа.
Сара сжимала в руках большую сумку.
– Хорошо, – согласилась она.
В зале ресторана было свободно, и им предложили столик у окна. Наташа заказала хлеб с чесноком и две кока-колы. Сара смотрела на темную оживленную улицу, поставив сумку аккуратно под стулом. Она выбрала пиццу с ветчиной и ананасами, потом ела так медленно, что Наташа начала бояться, не страдает ли она пищевым расстройством.
– Так ты всегда интересовалась лошадьми? – спросила Наташа, когда молчание стало невыносимым. – (Сара кивнула, отодвинув кусок моцареллы.) – Из-за дедушки?
– Да. – Брови Сары чуть приподнялись, давая понять Наташе, насколько глуп ее вопрос.
– Откуда он, собственно, из Франции?
– Из Тулона, потом жил в Сомюре. В академии.
– Как он оказался здесь? – не отставала Наташа.
– Влюбился в мою бабушку. Она была англичанка. Поэтому он оставил верховую езду.
– Ничего себе! – Наташа представила французский ландшафт, а потом жилой комплекс вроде Сандауна. – А чем он занимался, когда приехал сюда?
– Работал на железной дороге.
– Наверное, было непросто для него. Оставить лошадей. Францию. Всю свою жизнь.
– Он любил ее.
Ее слова прозвучали для Наташи почти как упрек. Неужели все так просто? Если кого-то любишь, все остальное перестает иметь значение, принесенные жертвы остаются в прошлом. Лошади были страстью старика, которая не исчезла, когда он отправил себя в добровольную ссылку. Но как он примирился с потерями?
Она вспомнила фотографию Сариной бабушки, женщины, которую якобы любили. На ее лице было выражение удовлетворенности, а ведь все они потеряли мать Сары. Наташа задумалась о собственных мелких спорах, накопленных едких обидах, которые разрушили ее брак. Может быть, ее поколение было просто не способно сохранять любовь на таком эпическом уровне?
– Как вы познакомились с Маком?
Наташина вилка застыла у рта. Она положила ее на тарелку.
– В самолете.
– Он вам сразу понравился?
Наташа подумала немного.
– Пожалуй. Он такой… человек, который сразу нравится.
Похоже, Сару устроил ответ.
Тебя он тоже очаровал, подумала Наташа с грустью.
– Кто от кого ушел: вы от него или он от вас?
Наташа сделала глоток кока-колы.
– Скажем, это было чуть сложнее…
– Значит, он ушел от вас.
– Если ты спрашиваешь, кто ушел из дома, то да, он. Но в тот момент мы оба понимали, что нам следовало отдохнуть друг от друга.
– Хотите снова сойтись?
Наташа почувствовала, что покраснела:
– Не в этом дело. А почему ты спрашиваешь?
Сара отломила крохотный кусочек от пиццы и положила в рот. Прожевала, проглотила.
– Однажды моя Нанá сказала мне, что надеется, Папá умрет первым. Не потому, что не любила его: она беспокоилась, как он справится без нее. Она считала, ей будет легче справиться, чем ему.