– Как его зовут?
Она помедлила.
– Бошер, – все же ответила она и прибавила, сама не зная зачем: – Его назвали в честь знаменитого французского наездника.
– Благородное имя, да? – Кондуктор погладил коня по лбу. – Благородное имя для благородного животного. У меня сохранилась открытка со старых времен – упряжные лошади на борту. Я тебе покажу, когда паром тронется.
– Сколько? – спросила она. – За него, я имею в виду. Сколько с нас?
– Нисколько, дорогая. – Он удивился. – Никто не платит за паромную переправу с тысяча восемьсот восемьдесят девятого года. – Он тихо засмеялся. – Примерно с того времени, когда я начал… – Он пошел назад на несгибаемых ногах и исчез в кокпите.
Паром задрожал, потом плавно отошел от северного берега Темзы и направился в темные бурлящие воды. Сара стояла в одиночестве на открытой палубе рядом со своей лошадью и смотрела на безлюдную реку, на строительные краны, на блестящие купола плотины через Темзу, на сине-серебристые ангары рафинадного завода Тейт и вдыхала сырой воздух.
Сара почувствовала, что проголодалась, хотя и представить не могла, как после всего произошедшего сможет есть. Она сняла рюкзак, открыла его и нашла печенье. Отломила кусочек и протянула Бо. Конь тыкался ей в рукав бархатистыми губами, пока она не сдалась и не скормила ему еще один.
Они с лошадью были посередине реки, мимо проплывали незнакомые прибрежные районы, будто она спала и видела все это во сне. Ей мерещилась другая лошадь, которая жила более ста лет назад. Расстояние от берега увеличивалось, дыхание Сары выровнялось, голова прочистилась, словно она выходила из какой-то огромной тени. Внедорожник остался на северном берегу, а с ним хаос, тревога и страх, которые душили ее несколько месяцев. Все вдруг стало просто. С удивлением Сара поняла, что улыбается, мышцы, которые, как ей казалось, атрофировались за последние недели, снова работали.
– Держи. – Она дала Бо еще кусочек печенья. – Наше время пришло.
Бен протянул еще одну записку: Он звонил Линде четыре раза.
Наташа прочитала, поправляя парик и пытаясь просунуть шпильку через сетку. Солиситорам-адвокатам только недавно стала доступна привилегия носить парик. Она не хотела его надевать, но коллеги настояли. Говорили, что оппоненты будут относиться к ней серьезнее. Она подозревала, что они просто хотели воспользоваться возможностью увеличить счета клиентов, которую давал парик.
– Позвони ему, – прошептала она, протягивая выключенный телефон. – Номер в списке. Скажи, я смогу с ним поговорить только в перерыв.
– Линда сказала, у него голос дрожал от гнева. Что-то с Сарой.
В другом конце зала Симпсон пытался разнести в щепки показания Элсворта. Посмотрим, подумала Наташа. Он считался одним из лучших в своей области, и деньги, которые брал как эксперт по свидетельским показаниям, подтверждали это.
– Скажи ему, мы обсудим дату его отъезда после того, как он поговорит с ней о моей карточке. И скажи, поскольку я не могу отвечать на звонки, никакого толку звонить нет.
Она начала делать записи, пытаясь собраться с мыслями.
– Вы его достали. – Миссис Перси обхватила тонкими пальцами ее запястье. – Все, что вы сказали, доказывает, что он жестоко с ней обращался.
Глаза клиентки были широко раскрыты, в них угадывалось напряжение, несмотря на тщательно наложенную косметику.
Наташа заметила, как на них смотрит судья. У него было серьезное лицо.
– Мы поговорим об этом позже. Но вы правы, все прошло хорошо, – прошептала она и наклонилась вперед, чтобы лучше слышать Симпсона.
Через несколько минут вернулся Бен. «Она сбежала. Исчезла», – говорилось в записке.
Наташа написала: «??? Куда?»
«Он не знает. Это кто-то из родственников?»
Наташа уронила голову на руки.
– Миссис Макколи, вы в порядке?
– Я в порядке, ваша честь. – Она поправила парик.
– Вам не нужен короткий перерыв?
Она быстро приняла решение:
– Если ваша честь позволит. Неожиданно возникло обстоятельство, которое требует моего срочного вмешательства.
Судья повернулся к Симпсону, который смотрел на нее с почти нескрываемым гневом, будто она специально все подстроила.
– Хорошо. Мы соберемся вновь через десять минут.
Он ответил после первого гудка:
– Она сбежала. Взяла с собой кое-какие вещи.
– Ты звонил в школу?
– Я стараюсь выиграть время. Позвонил, сказал, что она заболела. Решил, если окажется, что она в школе, объясню, что ошибся.
– Но в школе ее не было.
– Она сбежала, Таш. Забрала фотографии, зубную щетку и все такое.
– Может, она в конюшне. Или у дедушки.
– Я звонил в больницу. Они сказали, что сегодня посетителей у него не было. В конюшню сейчас еду.
– Лошадь она не бросит, это точно. Подумай, Мак. Она не бросит лошадь и не оставит дедушку. Он ей очень дорог.
– Надеюсь, ты права. – Мак явно нервничал, что было для него необычно. – Не нравится мне все это.
Наташа вспомнила, что накануне вечером Сара была молчалива и со всем соглашалась. Было видно: что-то случилось. Но Наташа была так благодарна, что девочка приняла перемену в своей судьбе спокойно, не устроила сцену, не стала задавать никаких вопросов.
– Мне нужно возвращаться в зал суда. Позвони, когда доберешься до конюшни. Не забывай, у нее моя карточка. Но, как ты говоришь, она, возможно, пошла по магазинам, купить дедушке эту чертову новую пижаму за мой счет.
Облокотившись о ржавую машину, Ковбой разговаривал с каким-то мальчишкой. Мак возился с воротами, стараясь не обращать внимания на немецкую овчарку, которая злобно зарычала, когда он вошел. Бросил взгляд в сторону стойла под аркой – дверь открыта, стойло пусто.
– Э-э… мистер… э-э… Джон? Я Мак, помните меня? Друг Сары.
Ковбой сунул самокрутку в рот и пожал руку Мака. Скривил рот:
– Я вас отлично помню.
– Я ищу Сару.
– Все ищут Сару, отсюда и до доков Тилбери. Хотелось бы, черт возьми, понимать, что здесь произошло, пока меня не было!
Мальчишка переводил взгляд с Джона на Мака и обратно:
– Джон, я здесь редко бывал.
– Тем лучше для тебя.
– Я, в общем-то, не в курсе. Сами знаете.
– Она была здесь? – спросил Мак.
– Видел ее мельком. Она ничего не сказала. Знаю только, что здесь пахнет большим дерьмом. – Ковбой Джон угрюмо покачал головой.
– Постойте, так вы ее видели? Сегодня?