Его в докладе Якова привлек не сам контакт Унгер со своим тайным агентом — вещь для разведчика рядовая, а содержание. Всего несколько листов плотного текста, а информации хоть отбавляй. Прежде всего это поначалу обеспокоившие генерала «откровения от Андрея», якобы получившего приказ на диверсию от некой таинственной организации. Надеясь на скорую встречу с Мэлоди, директор держал эти бумаги под рукой и, как следствие, не мог запустить их в работу.
Он продиктовал Сейфу адрес «семейки» Клода.
— Проверьте, Натан. Возможно, Ильза Ахитува сейчас там. Возьмите ее под контроль, равно как и всех, кто будет искать с ней контакт. Обработайте хозяина и возьмите его под ствол. Это первое. Второе. Найдите Мэлоди Унгер. Только найдите.
— Я тут подумал...
— Я вас умоляю!.. — Директор отгородился от подчиненного рукой. — Ради бога!.. Не предпринимайте никаких шагов, не посоветовавшись со мной, поскольку ситуация меняется каждую минуту. Нам крупно повезет, если мы найдем Мэлоди в гостинице. Действуйте очень осторожно, Натан, не мыслите категориями «от и до», иначе вы все перепутаете. Однажды вы пренебрегли моим советом и не исключили критические дни из своего графика.
Натан снова не остался в долгу, хотя «дамские» шпильки Эйтана ему порядком надоели. Он сказал: «Ни о чем не беспокойтесь», на самом деле прозвучало: «Ты прямо как педик».
Микроавтобус «Рено» остановился напротив гостиницы. Широкая дверь машины отъехала в сторону, выпуская оперативников Натана Сейфа. Подполковник оставил место переднего пассажира последним. Пятеро агентов вломились в холл и блокировали выходы и лестницы. Двое остались снаружи, взяв под контроль окна первого этажа. Натан, шагая за порог «семейки», невольно припомнил диалог из какого-то фильма: «Надо было войти через черный ход». — «Кажется, это и есть черный ход». Гостиница не претендовала на внешний лоск приличного заведения. Скромная, чистенькая, мог бы сказать он, если бы в его лексиконе хранились такие слова. Она нашла место на задворках Северного вокзала, где легко подцепить клиента и составить конкуренцию небольшим отелям. На этом заведении не было вывески, однако Натан мысленно представил ее: «Прижимистая скряга».
Вход в жилое помещение Клода Эбсалома находился между шкафом и полкой для ключей и почты и вывел оперативников на кухню. Управляющий, заслышав шум в холле, успел предупредить жену:
— Ничего не говори! На все вопросы молчи!
И сам себе показался жалким.
Клод вытер с губ кетчуп, отодвинул в сторону тарелку с парой жирных антрекотов — его обычный завтрак. Он встал, бросив на жену короткий взгляд, и вышел в холл в сопровождении двух агентов. Там он увидел человека лет сорока пяти, одетого в двубортный пиджак и мятые брюки, с монголоидными глазами, которые пронзили Клода насквозь. Он отвел взгляд, но Натан Сейфулин заставил его смотреть на себя.
— В каком номере Ильза Ахитува? Где Мэлоди Унгер?
— Мэлоди я не видел больше недели. — Он запнулся. — Ахитува в восьмом номере.
Натан дал отмашку оперативникам, и те быстро поднялись по лестнице на второй этаж.
— Сколько всего комнат в гостинице?
— Шестнадцать.
— Сколько пустует?
— Восемь. Дела сейчас идут не очень хорошо.
— Кто твои клиенты?
— Разные люди. Приезжие, местные, — жутко картавил Клод. — Две студенческие пары.
— Восемь, — повторил за управляющим Натан. — Нас как раз восемь человек. Мы поправим твой бизнес, Эбсалом. Ну и фамилия у тебя! И запах... Не ты жаловался в рекламе на гнилые десны?
Подполковник принял звонок и ответил:
— Сейчас поднимусь. Давай, Эбсалом, бери ключи и открывай все комнаты. Постояльцев успокой: полиция «Решуд» ищет палестинского террориста.
— Вы из полиции?
Натан мог многое поведать о своем отделе убийств, который не раз закрывался, но всякий раз возвращался в эпоху ренессанса. И впереди всегда шли слухи о его возрождении. Мог бы сказать напыщенно и не без гордости: «Мы призраки, и наше существование отрицается».
— Шеф, повесить табличку «Закрыто»? — спросил Йорген Либак.
— Нет, — отрубил подполковник. — Будем отрабатывать контакты Ахитувы. — Он снова заострил свое внимание на управляющем, не меняя пренебрежительного тона. — Скажи, Эбсалом, почему ты помогаешь Мэлоди Унгер? Она платит тебе хорошие деньги? Или ты трахаешь ее?
— Она спасла моего сына.
— Он что, запутался в пуповине?
Клод гордо вскинул голову. Он стоял вплотную к стойке, касаясь ее своим пивным животом. Под стойкой крепился на двух скобах семизарядный помповый дробовик «моссберг-500». Это гладкоствольное оружие двадцатого калибра управляющий гостинцы купил лет десять назад, когда его по состоянию здоровья вычеркнули из списков резервистов и он сдал амуницию и штурмовой автомат «галил». Он ни разу не пользовался дробовиком, но всегда держал его в идеальном состоянии. В его руках он ни разу не выстрелил, лишь издавал звук «клак-клок» при передергивании цевья.
Смело глядя в глаза подполковника, Клод коснулся рукой холодного ствола... и медленно опустил руку. Он не смог объяснить, не хватило ли ему мужества или верх взяло благоразумие. Он был евреем, и большую часть его молитв составляли жалобы. Он хотел жить и соглашался с великим мыслителем: «Если бы смерть была благом, боги не были бы бессмертны».
— Мой сын не запутался в пуповине, — ответил он Натану. — Он родился здоровым ребенком. Мы с женой дали ему образование, он командовал отрядом спецназа дальней разведки. В 2000 году проводил антитеррористическую операцию в Южном Ливане. Был ранен, попал в плен. Мэлоди в то время работала с агентурой в Бейруте по военно-воздушным силам. Через своих агентов она перевела его в госпиталь. Потом его доставили на родину.
— Твой сын жив?
Клод покачал головой:
— Ранение оказалось слишком серьезным. Он сумел протянуть лишь полгода.
— И Мэлоди стала для тебя...
— Прошу вас, не надо об этом. Делайте свое дело.
Семья Голды Саар эмигрировала в Израиль из Латвии. Отец Голды несколько лет представлял отделение еврейского агентства в Вене, занимал пост заместителя начальника «русского отдела» МИДа. Голда пошла по его стопам. Она работала сотрудником консульской группы МИДа Израиля при посольстве в Москве. Далее — в разведке «Моссад» в отделе, специализирующемся на экспорте оружия, в Совете национальной безопасности.
На работу в министерство она приходила в одно и то же время — в половине девятого, и бросала секретарям и помощникам обычное: «Погодите с делами, дайте прийти в себя». Она не могла сразу окунуться в работу, хотя просыпалась рано и успевала намотать на велотренажере несколько километров. Она привыкла к такому распорядку, и если график сбивался, Голда быстро уставала.