Поначалу ему показалось, что на улице туман. Но, полежав минуту с открытыми глазами, Вадим разглядел солнечную листву и куски голубого неба. А впечатление тумана происходило от тонкой, полупрозрачной шторы, которая закрывала небольшое окно. Вадим потянулся, встал и вышел на деревянный, увитый виноградом балкончик. Утро было росистое, свежее. Вадим попытался рассмотреть дальнюю перспективу – сквозь осеннюю листву виднелись река, город, облепивший ее берега, и в самой дали огромная белая крепость. «Господи, просто наслаждаться бы этим всем…» – подумал он, ощущая внезапный озноб. Сегодня было, по сути, решающее событие – Алю прослушивала комиссия музыкального колледжа. Часы показывали раннее утро, но Вадим решил собраться и разбудить спутниц. Одевался Вадим тщательно, в уме повторяя английские слова, – он обнаружил, что здесь, в Австрии, где почти все говорят по-английски, ему не всегда хватает словарного запаса. «Кто знает, о чем сейчас придется договариваться!» – Он посмотрел на себя в зеркало и позвонил в номер своих спутниц. Ответом ему были долгие гудки. «Куда они делись?! Время-то еще раннее». Вадим выскочил из номера.
– А где вы были? – спросил он Елену Семеновну, когда та открыла дверь на его требовательный стук. – Я вам звонил по телефону, никто не ответил.
– Так это вы были? А я думала, кто-то из персонала, и не сняла трубку. Язык же я не знаю.
– А Аля? Она-то сносно говорит по-английски, да и немецкий, я заметил, подучила.
– А Али нет. Она еще рано утром ушла на прогулку. Сказала, что будет около гостиницы, далеко не пойдет.
– Она и не сможет уйти далеко, дом стоит на холме, а вот в такую росу выходить ей не стоит. Может простудиться. Я же с Каринэ Давидовной разговаривал…
– Она тепло оделась, я проследила.
– Тогда пусть гуляет, а мы с вами пойдем завтракать.
В большом зале ресторана на первом этаже пахло кофе и свежим хлебом. Подав пример стесняющейся Елене Семеновне, Вадим положил на большую тарелку круглую булочку, несколько ломтиков колбасы и сыра.
– Завтракайте плотно – нам с вами предстоит тяжелый день. Аля будет выступать, а мы с вами будем ждать. А ждать, как известно, тяжелее всего.
Соглашаясь с ним, Елена Семеновна тяжело вздохнула.
Аля проснулась, когда на чуть посветлевшем небе были выцветшие звезды. Несмотря на усталость, спалось ей плохо. Экзамен, который ей предстояло держать, был сложным – общаться придется на немецком или английском, а прослушивание включало несколько сложных отрывков из известных оперных партий. Аля не боялась плохо выступить, она боялась, что сама затея с этим поступлением может оказаться большой авантюрой. Аля видела, как нервничает Вадим Алексеевич – для него это тоже экзамен, он сам признался, что только начинает этот бизнес. Но в отличие от него Аля ставила на карту гораздо больше, чем деньги. Она ставила на карту будущее. Все домашние разговоры, которые предшествовали этой поездке, убедили ее в том, что мать от своего не отступится, что согласие, которое она сейчас дала, пусть и формальное, не более чем маневр. Вадим Алексеевич был убедителен, но мать была хитрее. Аля на нее не обижалась, поскольку все понимала. Груз ответственности одинокой женщины велик и порой превращает характер в сущее мучение для того, о ком заботятся. Аля помнила, как во время их споров она произнесла лишь одно-единственное слово – «шанс». И это, как ни удивительно, перевесило. Шансов у них с матерью в этой новой жизни было мало. Их семья не успевала за временем. «Мерзляковское училище? Консерватория? Гнесинка? Дорогая моя Елена Семеновна, даже если вы продадите все, что у вас есть, вам не хватит денег на поступление в эти учебные заведения. А подготовительные занятия?! Ладно, по музыке я с ней позанимаюсь, ни копейки не возьму, а все остальное?!» – это чуть ли не каждый день повторялось в разговорах между Сергеем Фомичом и матерью.
Аля вылезла из-под невесомого одеяла и стала одеваться. Вчера, благодаря деньгам, которые выдал ей Вадим, она купила несколько красивых вещей. Недорогих, но модных – в школе девочки от зависти бы упали. Аля не была тщеславной, но, переодевшись, она поняла – симпатичную женщину «бантики» сделают красивой. Аля прислушалась к дыханию матери. Та, кажется, спала, но стоило взяться за ручку, как послышался голос Елены Семеновны:
– Оденься теплее, утро раннее. Простудишься.
– Хорошо. – Аля поежилась по привычке. Вчера что-то в их отношениях изменилось, но многолетняя строгость и психологическая дистанция так разом не исчезнут.
Она замотала вокруг шеи длинный шарф и выскочила на улицу. Гостиница, окруженная старыми деревьями, еще спала. Аля прошла по узенькой тропинке и очутилась на берегу маленького пруда, за которым была площадка, огороженная низенькой каменной оградой. Аля обошла пруд, усыпанный мелкими листьями, и подошла к ограде. Вниз шла отвесная стена, поросшая низким орешником, там где-то шуршала автомобильная дорога, а вдалеке… Вдалеке был город, на него бросали синеватый отблеск темные холмы, отчего дома казались более светлыми, а красные крыши – бордовыми. Зеленые купола соборов почти сливались с небом, которое, казалось, решало – просветлеть или нахмуриться. Але картинка представилась музейной панорамой, если бы не звуки – быстрый грохот реки Зальцах, делившей город на две части, доносился сюда и превращал этот макет в живую картину. Но больше всего Алю поразила крепость – даже с этого расстояния она казалось огромной и неприступной. «Это и есть крепость Хоэнзальцбург на горе Фестунберг. Та самая, где играл Моцарт. Та самая из книжки. Там он испугался «черного человека», – Аля по-детски захлебнулась от восторга. Перед ней лежала сказка, о которой она читала, о которой мечтала и которая внезапно вошла в ее жизнь.
Что такое сказка? Сказка – это история о становлении героя. Перемена места и обстоятельств, исчезновение привычного окружения, лишения, невзгоды, потери – испытания, через которые надо пройти, чтобы предстать в новом качестве. В сказке о Моцарте было «возвышенное и земное». Возвышенным в ней была страсть к творчеству, земным – преграды, стоявшие на пути этой страсти. Сейчас Але казалось, что она сможет все преодолеть, главное, чтобы судьба ей разрешила, дозволила пройти все испытания. В жизни Моцарта был отец, восхищенный одаренностью сына, в ее – странный, немногословный, немного угрюмый Вадим.
«Это все он, Вадим Алексеевич», – по-детски подумала она. Разница в возрасте была не настолько велика, но его манеры и положение «инвестора» заставляли ее воспринимать Вадима как старшего. И еще она чувствовала огромную благодарность за все, что он сделал для них. Аля не была заражена меркантильностью, ей в голову не пришло бы добавить улыбок или мягкости в свои манеры, но чувства благодарности к человеку, который протянул руку помощи, она не могла не испытывать. «Что там дальше будет, даже не хочется об этом думать! Уже и так многое случилось!» – Аля вспомнила и отлично сданные экзамены, решение предпринять путешествие, и список музыкальных произведений, которые она c Каринэ Давидовной подготовила к прослушиванию, и вчерашний разговор с матерью о рюшечках и кофточках. За несколько месяцев жизнь их семьи претерпела такие изменения, что казалось, возврата к прошлому быть уже не может. Но, чтобы не сглазить, она продолжала твердить: «Вот провалюсь, вернемся в Москву, и пойду я в педагогическое училище… Мама будет довольна».