Знаменитая зальцбургская Школа Искусств находилась в здании бывшего монастыря. Примечательно, что часть его была встроена в гору, у основания которой он располагался. Привычное для этих мест украшение – виноград – заняло весь фасад, оставив свободными только окна. Как ни искал Вадим вывеску, он так ее и не нашел, только войдя в прохладный вестибюль, они увидели большой квадрат с готической вязью, несколько мемориальных досок, большие темные двери и лестницу из серого камня.
– Нам – сюда, – сказал Вадим и толкнул одну из дверей. В сумрачной квадратной комнате их ждала сотрудница бюро – так, на немецкий манер, именовалась канцелярия. Приветливо улыбаясь, она обратилась к ним на английском языке.
– Здравствуйте, фрау Корсакова! Вас уже ждут. – С этими словами она приняла из рук Али папочку с документами и открыла двери небольшого зала. Вадим только успел увидеть рояль и пять человек в комиссии.
– Ни пуха! – Он дотронулся до плеча Али. Она даже не отреагировала – Вадим видел, каким бледным стало ее лицо, а по проходу она пошла тем самым косолапым «запинающимся» шагом.
– Скажите, как долго будет идти экзамен? – Он обратился к даме.
– Час-полтора.
– А когда станет известен результат?
– Обычно мы сообщаем письменно.
Вадим поблагодарил и отправился в маленькую кофейню, где его ждала Елена Семеновна. У той с утра от волнения поднялось давление.
«В этом заведении наверняка пил пивко папаша Моцарт! И строил планы относительно своего гениального сына», – подумал Вадим, оглядывая небольшое полуподвальное помещение. В этом смысле из века в век ничего не меняется. Родители тщеславны. Мать Али, с ее идеей «всяк сверчок знай свой шесток», тоже тщеславна, и это ее тщеславие жестоко своей ограниченностью. Впрочем, как и Леопольд Моцарт, лишивший сына детства. А если бы не лишил? Впрочем, в случае с Амадеем ничего не изменилось бы – Сороковая симфония была бы написана все равно. Сложнее, если у человека нет таланта, но есть способности. Способности в талант не превратятся, могут только развиться… Правомерна ли здесь родительская или педагогическая деспотия? Вадим не сразу заметил Елену Семеновну. Она сидела в самом углу маленького зала. На ее голове был все тот же валик из поседевших волос, на лице ни грамма косметики, но свежеприобретенные «рюшечки» славным образом ее преобразили. Она стала похожа на сельскую учительницу – этакая сухонькая, в меру кокетливая пожилая дама со строгим взглядом.
– Я вас даже не узнал! – воскликнул Вадим и не покривил душой. Елена Семеновна не смутилась, а сразу же спросила:
– Ну что? Началось?
– Да, думаю, она уже поет…
– Господи!
– Не волнуйтесь, все равно ответ мы узнаем не раньше чем через три недели. Это если наша почта не потеряет их письмо.
– Так долго?!
– Ну у нас же не быстрее… В конце концов, повлиять на ситуацию мы все равно не можем. Давайте пить кофе, вернее, вы – чай, а я – кофе. Ну и что-нибудь перекусить, как вы смотрите на это?
– Даже не знаю. – Елена Семеновна замялась. – Мне не очень удобно, даже если я предложу заплатить, все равно это будут ваши деньги.
– Елена Семеновна, мы же уже говорили на эту тему. Вы – в командировке. Вам полагаются командировочные, подъемные, гонорар, или черт знает как они еще там называются! – Вадим устало посмотрел на женщину – деликатность вопроса обрекала его на беспрестанные поиски сложных формулировок. Уже не впервые за эту поездку возникал неловкий денежный вопрос. По-человечески он все понимал – кто угодно себя почувствовал бы не в своей тарелке. Посторонний человек оплачивает абсолютно все расходы. К тому же Аля с матерью всегда жили очень бедно. Небогатыми они были и до общественных потрясений, а с наступлением эпохи коммерческой свободы и разрушения социальных обязательств вовсе превратились в бедняков. Вадим, поближе познакомившись с семьей, удивлялся тому, как вообще они жили. Невольно приходили на ум запасы в доме матери, которые даже без отцовского наследства могли запросто обеспечить семью из трех человек.
– Послушайте, Вадим Алексеевич, я бы хотела вам задать один вопрос, который послужил бы извинением за мое поведение в Москве. Прекрасно сознаю, что была слишком резка, даже груба, не желая вникать в ваши доводы. И поехала я сюда только потому, что не могу оставить дочь, хоть ей и исполнилось восемнадцать лет. Мой приезд сюда – не результат убежденности, это просто долг в моем понимании. Вадим Алексеевич, вы не боитесь ответственности? Вы не боитесь, что поманите даже не красивой жизнью или успехом, поманите возможностями, а в случае неудачи вы же бросите человека и будете искать другого?
– Я боюсь ответственности, Елена Семеновна. Боюсь, как любой нормальный человек. И я понимаю, что молодые люди быстро и практически безвозвратно проникаются убежденностью в своей исключительности. – Вадим посмотрел на собеседницу. – У меня перед глазами хороший пример – мой младший брат. Он и сейчас считает, что умнее, способнее и красивее его на свете нет. Ему пока везет – нашим родителям удалось обеспечить нам достойный старт. Но после старта следует дистанция, и ее надо выдержать. Впрочем, это уже другое… Так вот, любые возможности, предоставляемые жизнью, надо расценивать как благо, и любые попытки вырваться из привычного круга должны возбуждать аппетит к деятельной жизни, к поиску. – Вадим помолчал. – А вообще спасибо за вопрос – надо в штат ввести психолога. Чтобы работал с кандидатами. Что же касается вас, Елена Семеновна, вы меня немного удивляли и даже раздражали, но, по сути, я вас понимал очень хорошо. Моя мама вела бы себя точно так же. Наверное.
– Хорошо, что мы слышим друг друга. Неизвестно, какой ответ мы сейчас получим, и я не могу не волноваться за Алю.
– Она у вас сильная и очень сдержанная.
– Это плохо, она всегда все держит в себе. Правда, я сама в этом виновата – не позволяла особых излияний. Мне страшно было – вдруг со мной что-то случится, она останется одна. Привыкшим находить опору без нее тяжело…
– Я отлично это понимаю… Мы оба волнуемся, – спустя минуту произнес он, – поэтому давайте поговорим о приятном. В конце концов, мы в самом сердце Европы, в старинном городе, красивом и интересном, давайте махнем рукой на обстоятельства, даже если они сложатся не лучшим образом, и устроим себе отдых.
– Я не могу себе это позволить. Если Аля не пройдет прослушивание, нам надо срочно возвращаться. Меня отпустили всего на несколько дней, а Але надо думать о дальнейшей учебе. И пожалуйста, не говорите мне, что вы постараетесь нам помочь. Всю жизнь вы помогать не сможете. Никому. Ни нам, ни кому-то другому. Вы очень молоды и добры – я это поняла. Доброта ваша не только в готовности потратить деньги на чужих людей, ваша доброта в понимании их обстоятельств. А это уже очень много. Но вы встали на трудный путь. Заработать деньги на одаренности другого – это балансирование на грани влюбленности и ненависти, алчности и доброты, привязанности и равнодушия. Это под силу только душевно талантливым людям.