Они пошли вверх по тропе, двигаясь с той скоростью, которую могла выдержать Кэти. Исази вглядывался в густую чащу, высматривая темные фигуры воинов. В свободной руке он сжимал обломок ассегая, готовый нанести удар.
Новая схватка заставила Кэти пошатнуться и охнуть. Исази и Джонатан не смогли ее удержать, и она рухнула на колени в пыль. Когда боль прошла, Кэти посмотрела на Исази;
— Они идут слишком часто. Началось.
Он промолчал.
— Отведи Джонатана на шахту Харкнесса.
— Нкосикази, но паровоз…
— Состав придет слишком поздно. Ты должен идти.
— Нкосикази, а как же ты?
— Пешком мне до шахты не дойти — это почти тридцать миль. Каждое потерянное мгновение может стоить мальчику жизни.
Исази не шевельнулся.
— Если ты спасешь моего сына, ты спасешь часть меня. Если ты останешься здесь, мы все умрем. Уходи! Уходи скорей! — приказала Кэти.
Исази хотел взять Джонатана за руку, но мальчик отпрянул.
— Я не пойду без мамы! — завопил он. — Папа сказал, что я должен присматривать за мамой!
Кэти пришлось собрать всю волю в кулак: ничего труднее ей в жизни делать не приходилось — она изо всех сил наотмашь хлестнула сына по щеке. Мальчик отшатнулся. На бледной коже загорелся отпечаток ладони. Кэти никогда не била сына по лицу.
— Делай, что тебе говорят! — сердито приказала она. — Ты сейчас же пойдешь с Исази!
Старый зулус подхватил ребенка на руки, задержав взгляд на женщине.
— У тебя сердце львицы. Я восхищаюсь тобой, нкосикази.
Он побежал в лес, унося с собой Джонатана. Только когда Исази скрылся из виду, Кэти позволила хлынуть слезам и захлебнулась от рыданий.
Ей пришло в голову, что нет ничего труднее, чем остаться совсем одной. Вспомнив про Ральфа, она почувствовала переполняющую душу любовь и тоску — если бы он был рядом! Кэти совсем выбилась из сил, точно последние остатки решимости ушли на то, чтобы дать пощечину единственному сыну и отослать его прочь в призрачной надежде на спасение. Лучше уж сидеть здесь, в пыли, под нежаркими лучами утреннего солнца, и ждать, когда ее настигнет безжалостная сталь ассегая.
Постепенно Кэти собралась с духом, нашла силы подняться и поковыляла по тропе к лагерю.
Вот он внизу, у подножия холма. Все выглядит таким мирным и привычным. Это ее дом. В безветренном воздухе дымок от костра поднимался вверх серым завитком — уютная домашняя картинка. Вопреки разуму Кэти охватило ощущение, что стоит добраться до своей палатки, и все будет хорошо. Не успела она пройти и десяток шагов, как глубоко внутри что-то разорвалось и по ногам хлынул горячий поток — воды отошли. Юбка промокла и мешала идти, но Кэти упорно ковыляла вперед и каким-то образом сумела добрести до своей палатки.
Внутри царили прохлада и полумрак.
«Как в церкви», — подумала она.
Ноги снова подогнулись, и Кэти, преодолевая боль, поползла по полу. Растрепавшиеся волосы лезли в глаза, сундук, стоявший в ногах большой походной кровати, пришлось искать на ощупь. Она привалилась к нему, отдыхая, и смахнула пряди с лица.
Кэти с трудом подняла тяжелую крышку сундука. Револьвер, большой армейский «уэбли», лежал под стопкой вязанных крючком покрывал, которые Кэти припасла для настоящего нового дома, обещанного мужем. Из револьвера она стреляла всего один раз, причем Ральф поддерживал ее сзади, ухватив ладонями запястья, чтобы смягчить отдачу.
Револьвер пришлось доставать из сундука обеими руками. Сил, чтобы забраться на кровать, не оставалось. Кэти уперлась спиной в сундук, вытянув ноги перед собой и сжимая в руках оружие.
Она, должно быть, задремала и очнулась от шороха босых ступней. Подняв глаза, Кэти увидела тень человека на белой парусине палатки, будто силуэт в волшебном фонаре. Она подняла револьвер, целясь в дверь. Уродливое оружие нерешительно подрагивало в руке. Человек вошел в палатку.
— Слава Богу! — Кэти выронила револьвер. — Слава Богу, это ты! — прошептала она, опуская голову. Волна густых волос упала с шеи, обнажая нежную кожу, под которой билась жилка.
Базо был одет лишь в юбку из хвостов виверр, лоб охватывала полоска из шкурки крота — ни головного убора из перьев, ни кисточек коровьих хвостов. Левая рука сжимала ассегай, в правой он держал дубинку, словно средневековый рыцарь булаву. Ручка дубинки, длиной в три фута, сделанная из отшлифованного рога носорога, заканчивалась головкой из тяжелой древесины свинцового дерева, утыканной самодельными гвоздями.
Базо замахнулся дубинкой, вложив в удар всю свою силу и целясь в жилку на бледной шее.
В палатку вошли двое воинов — тоже с повязками из шкурки крота на голове. В их глазах все еще горело безумие битвы, они посмотрели на распростертое на полу тело.
— Дух женщины нужно выпустить на волю! — сказал один из воинов, перехватывая древко копья для режущего удара.
— Выпусти его! — согласился Базо.
Воин наклонился, привычно орудуя наконечником ассегая.
— Внутри ребенок. Смотри, он шевелится!
— Убей его! — Базо повернулся и широким шагом вышел из палатки. — Найдите мальчишку! — приказал он ожидавшим снаружи воинам. — Найдите белого щенка!
Машинист был перепуган до смерти: во время минутной остановки возле фактории на запасных путях в Пламтри он увидел лежащие во дворе трупы владельца лавки и его семьи.
Под дулом винтовки Ральф Баллантайн заставил машиниста вести паровоз все дальше на север, в глубь Матабелеленда.
Из Кимберли шли на всех парах. Ральф сменял кочегара, бросая в топку лопаты угля. Он разделся до пояса, вспотел от жары; ладони покрылись мозолями, которые тут же полопались; лицо и плечи почернели от угольной пыли, как у трубочиста.
До конечной станции они добрались почти на два часа быстрее ранее установленного рекорда. Как только паровоз завернул за холм и показалась железная крыша телеграфной будки, Ральф отшвырнул лопату и влез на подножку будки машиниста, чтобы лучше видеть.
Сердце радостно подпрыгнуло — возле хижины и между палатками что-то двигалось!
Но надежды рухнули так же мгновенно, как появились: Ральф узнал похожих на собак зверюг.
Поглощенные дележкой вытащенной из палаток добычи, гиены не обратили внимания на человека и разбежались только тогда, когда Ральф начал стрелять. Он убил с полдюжины мерзких тварей, опустошив магазин винтовки.
Ральф торопливо осмотрел хижину, затем каждую палатку по очереди и вернулся к паровозу. Ни машинист, ни кочегар не выходили из будки.
— Мистер Баллантайн, эти кровожадные дикари того и гляди вернутся…
— Ждите! — рявкнул Ральф, карабкаясь на платформу для перевозки скота, прицепленную за вагоном с углем.