Отдохнувший с дороги князь приказал собрать родню в гриднице, повелев принести туда добытое. Княгине досталась пара прекрасных базилик [24] филигранной работы с огромными алабандинами. Она не удержалась и тут же надела их на запястье. И, наслаждаясь, таинственным блеском камней, игравших при каждом повороте руки, не заметила, как сзади подошел князь и надел ей на шею ожерелье с точно такими же каменьями. Гридница ахнула. Княгиня была на седьмом небе.
После того как князь раздал подарки и родственники, выразив свои верноподданические чувства, убрались из комнаты, княгиня, ахнув, произнесла:
— Михаил, мы получили сообщение из Рима.
Она достала из сундука письмо, свернутое в плотную трубочку и обвязанное двумя кожаными ремешками, концы которых были приклеены к бумаге, и протянула князю. Он торопливо сорвал шнурки и развернул послание, но, увидев латинские буквы, с огорчением вздохнул и собрался было послать за монахом.
— Зачем спешить? — остановила его княгиня. — Утро вечера мудренее, завтра и прочтем. — Легко вынув из рук мужа письма, положила его на место. А потом, слегка запинаясь, рассказала все, что узнала от тиуна.
— Колдунья? — удивился князь. — Не верю. Она, как-никак, княжеских кровей.
— Родной жене не веришь! — На глазах княгини выступили слезы. — Брат мой тоже князь, врать не будет.
— Князь без княжества, — звонко расхохотался Михаил. — Не будем ссориться. Хочешь, завтра же велю схватить ее?
— Нет, доверь это дело мне.
Утром, когда князь еще нежился в постели, привели монаха.
— Вот письмо. Прочти, если сможешь, — попросил князь.
Монах начал читать, сразу переводя на русский. Его преосвященство рассказывал о европейских новостях, малозначимых и неинтересных Михаилу. Но его внимание привлекли слова о монголах. «По сведениям некоторых восточных владык, — сообщал папа, — эти дикие племена что-то замышляют».
Князь рассмеялся.
— Мы тут рядом живем и не ведаем о каких-то монголах. Пусть только попробуют сунуться.
Монах закончил читать и, набравшись смелости, спросил:
— Может, поспрошать болгарских купцов?
— Пустое, — князь, махнув рукой, отпустил монаха.
Но письмо все-таки поселило беспокойство у него в душе. За завтраком от княгини не ускользнуло, что муж встревожен. «Прочитал письмо», — догадалась она, а вслух спросила как можно ласковей:
— Что пишут из Рима?
— Верховный понтифик пугает нас монголами…
— Делать нечего понтифику. Свои-то враги опаснее будут. Да что о пустом думать, князь. Вели-ка лучше пир готовить.
Засуетились, забегали люди. Ожил княжеский двор, дремавший доселе несколько месяцев. Отовсюду слышались визг забиваемых свиней, блеяние овец, предсмертный рев молодых быков.
Воевода подгадал на пир. Посадили его далеко от князя. Аскольд недоуменно посмотрел на отца, тот усмехнулся:
— Ничего, сынок, воля княжья что ветер — не усмотришь, с какой стороны дует.
Козельцы на пиру пробыли недолго, да их никто и не держал. Утром на рысях отряд двинул домой.
Как долго течет время, когда приходится ждать! Но еще нестерпимее тянется оно, когда ждешь любимого. Вести с запада в Козельске были редки и скудны. Шли они окольными путями: то через Чернигов, то попутным ветром из Киева. Поругивали воеводу: забывчив стал старик, поэтому и не шлет вестового. Того не знали земляки, что не мог Сеча вопреки воле великого князя послать гонца домой. Тот считал, что достаточно их скачет в Чернигов, а оттуда вести и сами дойдут. Вот и мучилась Всеславна, ловя каждое словцо, любое веяние с запада. Но о походе ничего не было слышно. Она же и тому радовалась, что не было худых сообщений. Худые вести — они всегда быстро бегут.
Но однажды привычная череда дней была прервана важным событием.
Как-то после обеда, когда на улице лил дождь, княжна прилегла и не успела погрузиться в сладостные мечты, как в светлицу вбежала Малуша. По ее испуганному лицу Всеславна поняла: что-то произошло, и сердце ее тревожно забилось. «Неужели?»
— Малуша, милая, что с ним?..
— Нет-нет, — поспешно успокоила та княжну, — но тебя спрашивает какой-то гонец с Киева.
— Проси, — княжна набросила широкую, черного бархата, накидку.
В комнату вошел высокий мужчина. Он был в длинном чапане. Глубокий капюшон скрывал лицо, так что видны были только большие серые глаза — бесстрастные и чуть нагловатые. С мокрой одежды тут же натекла лужа. Мужчина отбросил капюшон, и перед княжной предстало лицо немолодого человека, густо, до самых глаз, заросшее рыжей бородой. Что-то знакомое показалось Всеславне в его облике.
— Что, не признала, княжна? — Голос звучал чуть насмешливо. — Постарел, видать… А ты хороша, ой, хороша! Невеста… Чупрыня я, помнишь такого? Кто тебе первую земляничку носил?
— Дядя Чупрыня! — просияв, девушка бросилась ему на шею.
— Осторожно, дочка, измокнешь. Вишь, я какой, сколь налил. Ты уж прости меня…
— Да уберут сейчас, а ты ступай в горницу. Сними мокрое, найдем, во что тебя переодеть.
— Да нет, идти мне надо. Вот бумагу тебе доставил. От тетки, тьфу ты, от княгини, — виновато поправился он.
Неторопливо расстегнув пуговицы, Чупрыня долго копался за пазухой и наконец достал измятое свернутое трубкой послание. Всеславна приняла его с трепетом. Еще не читая, почувствовала, что оно повлияет на ее дальнейшую судьбу, что оно рушит ее сокровенные думы. Читать при госте не хотела, а выпроводить его просто так не могла. Девушка положила письмо на столик и, взяв Чупрыню за руку, попробовала повести за собой. Гонец уперся.
— Спасибо за хлеб-соль, но не могу, — мотнул Чупрыня головой так, что длинные волосы закрыли лицо. — Дружка давнего встретил, обещал ему вернуться быстро. Другой раз… Да свидимся еще, мне велено тебя дождаться… Когда велите ехать?
— Куда ехать?
— Дак велено без тебя не вертаться.
— Случилось что? — с испугом спросила княжна.
— Да не знаю. Велено тебе передать бумагу и ждать тебя. Ну, бувайте. Пойду я…
Не успели его шаги стихнуть за дверью, Всеславна бросилась к письму. Тон письма и само написание букв поразили ее. Тетка так не писала — она любила выводить вензеля. Это же была какая-то грубая, жесткая рука. Если бы не Чупрыня, княжна вернула бы послание. Но появившееся было сомнение сменилось тревогой, когда девушка прочитала, что здоровье дяди в опасности. Эта весть поразила ее нежное сердце. Всеславна тут же приняла решение ехать.
Погода налаживалась. Дождь прекратился. Князь Василий ее поездке не возражал.