Время тянулось медленно, вестей от Аскольда по-прежнему не было.
Всеславна старалась реже выходить из опочивальни, лишь бы не встретиться случайно со Всеволодом. Скрашивала ее одиночество только преданная Малуша.
В этот день Малуша где-то задерживалась, и сердце Всеславны стало покалывать: уж не случилось ли чего? Но вот и она наконец, легка на помине! Лицо служанки сияло.
— Хозяюшка, — закричала она с порога, — Путята возвращается!
Тоска по любимому человеку заставила забыть все условности. Быстро принарядившись, они, как две подружки, бросились на улицу.
Народ уже нетерпеливо толпился у ворот. Наконец со стены донеслось:
— Едут!
Сердце у Всеславны забилось так, что, казалось, еще чуть-чуть, и оно выскочит из груди.
Первым показался в воротах Путята. Важный, с напускной суровостью на лице. Однако взгляд Всеславны скользит мимо, бежит дальше. Где же Аскольд? Проехала первая повозка. Его нет. Вторая, третья… Вот уже весь обоз миновал ворота, а любимого все нет. В голове билось: «Где он, где?!» Видя, как Всеславна переживает, Малуша старалась ее успокоить:
— Может, не заметили? Может, он уже дома?
Вернулись. Но и в хоромах Аскольда не оказалось. Всеславна решила идти к Путяте.
Двор купчины уже был забит гостями. Малуша, попросив Всеславну подождать в сторонке, ловко начала пробиваться сквозь толпу. Хозяин уже восседал за столом. Бойкая служанка, расталкивая гостей, с трудом, но все же пробралась к нему. Путята долго не мог взять в толк, кто такая и почто явилась, — такой стоял гомон. Но когда понял, вскочил столь стремительно, что даже напугал Малушу.
— Где княжна?!
Услыхав, что Всеславна ждет во дворе, ринулся туда, бесцеремонно раскидывая толпу. По отчаянному виду козельчанки сразу понял: что-то случилось.
— Что с Аскольдом? — был его первый вопрос.
Княжна подняла на него прекрасные глаза, наполненные слезами:
— Не знаю… Я… хотела узнать у вас.
— Идем в дом, там поговорим.
Они вошли в помещение, забитое лежащими на полках разноцветными отрезами материи и висящими по стенам шубами, азямами, балахонами. Стол был завален книгами, пол — уставлен вазами, чашами, другим всевозможным товаром…
— Здесь будет спокойнее, — сказал Путята, подставляя гостье кресло. Присев напротив, подробно рассказал, как и почему отпустил вчера Аскольда одного.
— Значит, он жив?! — радостно воскликнула Всеславна. — Слава Тебе Господи! — и перекрестилась на единственную икону Николая Чудотворца, висевшую в красном углу.
— Жив-то жив, только вот куда запропал? — задумчиво протянул Путята. — Странно, что до города до сих пор не добрался… — он поднялся и тяжело заходил по узкому проходу, не заставленному товаром.
В голову закралась догадка: произошло нечто страшное. Но что? Главное, был бы жив…
— Сейчас же подниму своих людей, и мы обшарим каждый куст вдоль дороги. Вплоть до того места, где мы расстались, — объявил, поразмыслив, купчина.
— И я с вами! — вскочила Всеславна.
…Поиск, увы, не дал никаких результатов. Только на рассвете, не доехав малость до места прощания с Аскольдом, кто-то обратил внимание, что тележная колея затоптана конскими копытами.
— А ну, посвети! — приказал Путята.
Действительно, от колеи почти не осталось следа.
— Подозрительный факт, — процедил он и многозначительно взглянул на Шигу.
Тот растолковал взгляд хозяина верно: соскочил с коня и, опустившись на колени, принялся тщательно изучать дорогу. Не оставил без внимания и ближайшие кусты, из которых вскоре донесся его голос:
— Хозяин, трава вытоптана. Тута его кто-то дожидался. И не один…
Когда Иван вернулся, купец спросил, указывая на дорогу:
— Куда следы ведут?
— В город, — не задумываясь ответил тот.
Путята подъехал к Всеславне:
— Ты, дева, шибко не расстраивайся. Жив, думаю, наш Аскольд. И мы его, слово даю, найдем.
Вихрем ворвался в мирославские хоромы князь Даниил.
— Боярин, где ты? — разнесся по углам его звонкий голос, переполошив домашних животных.
Навстречу вышла хозяйка.
— Ты чевой-то, Данилушка, разошелся? Отдохнуть не даешь человеку, — урезонила она гостя будничным голосом.
— Эх, тетка, радость у меня! Ворота сегодня навешиваем! Город крепостью стал! Кумекаешь? А-а, по глазам вижу, что нет… Эх! — досадливо махнул он рукой, видя бесполезность своих объяснений. — Пойду дядьку будить.
Мирослав спал на спине, разметав руки и безмятежно похрапывая.
— Дядька, вставай, — затормошил его Даниил.
— А? Чево?.. — тот испуганно вытаращил глаза, но тотчас издал протяжное: — Поди к лешему, окаянный. Дай поспать… — «Окаянный» не отставал, и старик нехотя приподнял голову от подушки: — Ну чево там у тебя стряслось?
— Просыпайся, ворота навешиваем!
— Ворота?! — резво подскочил Мирослав, оценив новость. — Ворота — это хорошо! Брага будет?
— Будет и брага, будет и кабан.
— Так бы сразу и сказал. Где мой кафтан? — засуетился боярин.
Даниил снял одежку со спинки стула и бросил дядьке на колени.
…Еще издали они увидели, что в проеме будущих ворот собралась несметная масса народу. Работягами командовал высокий грузный мужик с копной седых длинных волос.
— Еще малость! Да куды ты суешь?! — орал он на смерда, который не смог попасть петлей на штырь.
— Рыжего ругай, — огрызнулся мужик.
Рыжий был парнем лет двадцати, широкоплеч, грудаст. Чувствовалось, силы играет в нем много, а вот навыка не было. Строителям помогали с десяток человек из числа зевак.
— Князь! Князь! — на все лады загомонила толпа, заметив подъехавших Даниила с Мирославом.
— Как у тебя, Тит? — спросил князь у седого.
— Готовь брагу, князь, — весело отозвался тот. — Вишь, одна ужо висит. Щас и вторую повесим, — кивнул он на лежащую на земле створку.
— Здоровы были, — князь поклонился на обе стороны, приветствуя бурно галдевшую толпу.
— И ты здоров будь, хозяин, — вразночин ответили селяне.
— Кончим сегодня? — весело сверкнул глазами Даниил.
— Кончим, князь-батюшка! — солидно поддакнули мужики.
И вот уже вторая половинка висит на петлях.
— Ур-р-а-а! — понеслось, усугубляемое эхом, далеко окрест.
Ребятишки устремились к створам: цепляются и, отталкиваясь ногами, пробуют кататься.