– Кроме того, – продолжала Алена, – мое исчезновение или внезапная смерть вызовут серьезные вопросы. Ведь своими размышлениями о роли некоего знаменитого врача-кодировщика в череде загадочных самоубийств, захлестнувших Нижний, я поделилась со своими близкими друзьями. И они вовсе не сочли это домыслами, как один ваш приятель, который…
Она запнулась было, потом отчаянно махнула рукой:
– Ладно, чего там. Пусть все войдут. И Суриков, и… и доктор Денисов.
– Делать Наталью послушным орудием ее собственного желания? – недоумевающе повторяю я. – Но как, каким образом?
– Видишь ли, нам не удалось заставить Лешковского говорить… но, насколько я понял по словам Дарьюшки, Луизы, Вильбушевича и Красильщикова, Наталья под воздействием брата как бы сторговалась с судьбой: или она убьет Сергиенко в такой-то день и час, или умрет сама. Технику этого внушения или самовнушения я не знаю, но тут и в самом деле огромную роль играют часы, которые отсчитывают каждый миг жизни, своим тиканьем непрестанно подгоняя и подстрекая человека к исполнению задуманного. Если желание исполняется, человек живет дальше спокойно. Если нет… часы останавливаются. Часы его жизни…
– И ты веришь, что это возможно? – недоверчиво спрашиваю я.
Георгий пожимает плечами:
– Есть многое на свете, друг Горацио… А в древности, когда оккультные знания обладали куда большей властью над душами людей, чем теперь, наверное, было еще больше невероятного. Так или иначе, Лешковскому удался его замысел… хочешь не хочешь, а верить приходится. Итак, решено было заманить Сергиенко в ловушку, а роль приманки должна была сыграть… Дарьюшка!
Сергиенко увидел ее как-то раз во время своих визитов к Вильбушевичам и возжелал с совершенно неистовой страстью, которую трудно было вообразить в сердце этого человека. Словно в оперетте, субретку он предпочел госпоже, простушку – во всем его превосходящей и силою ума, и силою духа Луизе Вильбушевич. Однако Дарьюшка отказывала Сергиенко раз за разом, потому что была пылко влюблена в своего прежнего хозяина – Евгения Лешковского. Это безмерно раздражало Наталью Самойлову, которая боялась за брата – ведь она не забыла, чем некогда кончился роман с горничной для ее покойного мужа! – поэтому Евгений и «сослал» Дарьюшку к Вильбушевичам, тайно продолжая встречаться и с ней – и с Луизой. Лешковский заморочил Дарьюшке голову так, как это умел делать только он. Она была влюблена воистину безумно, готова ради своего «господина и повелителя» на все. Конечно, полностью он не открывал ей своего замысла: убить сестру. Лешковский был единственным наследником Натальи, именно поэтому он так боялся ее возможного брака с Красильщиковым. Словом, подогревая в сестре жажду мести, он намеревался убить нескольких зайцев.
Лешковский измыслил хитрый план. Наталья от имени Дарьюшки написала Сергиенко немудрящую записочку, в которой призналась ему в любви и назначила свидание.
– Как?! – невольно восклицаю я. – Но ведь почерк… я была убеждена, что это письмо написано Луизой Вильбушевич!
– На самом деле, – лукаво усмехается Георгий, – писем было два. Одно было написано исключительно ради того, чтобы обмануть Наталью и уверить ее в полном правдоподобии происходящего. Дарьюшка звала Сергиенко к себе домой. Там его должна была ожидать Наталья, готовая привести в исполнение приговор. Она хотела застрелить Сергиенко, и ради этого Лешковский давал ей уроки стрельбы, в которой был большим искусником. Но письмо, написанное Натальей, не дошло до адресата. Лешковский немедленно сжег его. А к Сергиенко попало то письмо, которое мы умудрились прочесть благодаря тебе.
Он берет мою руку и целует. Я смотрю на него и с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарыдать. Причем слезы, которые так и кипят на глазах, это враз слезы счастья и горя. Я не могу, не умею определить природу чувства, разрывающего мне сердце. Наверное, это любовь… Сколь много историй любви выслушала я за последние несколько минут! Эта губительная, слепая сила привела к смерти несчастную горничную Стефанию, Наталью Самойлову, сделала преступницами Дарьюшку и Луизу Вильбушевич… на край какой бездны заведет она меня?
– Два свидания были назначены на одно и то же время, – продолжает в это время Георгий, не подозревая, что я задумалась о другом. – Наталья ждала Сергиенко в домике на улице Красной, а в известном тебе доме близ Острожной площади его ждали отец и дочь Вильбушевичи. Накануне этого события они разыграли для окружающих некую сцену грандиозной ссоры и разъехались по разным квартирам. Сделано это было для того, чтобы на всякий случай отвести от Луизы подозрения.
Сергиенко радостно ринулся на свидание с Дарьюшкой – и был убит Вильбушевичем: доктор дал волю своим чувствам, проломив ему лоб обухом топора. Случилось это в восемь вечера. Но в девять пробил роковой час Натальи Самойловой, ибо она не смогла исполнить свое самое заветное желание! Дарьюшка с ужасом наблюдала, как на ее глазах ни от чего, ни с того ни с сего, умерла сестра ее любовника! Сергиенко не явился, Наталья была принуждена платить ту страшную цену, за которую она сторговалась с судьбой. Пробил час ее жизни: сердце совершенно здоровой, молодой, полной сил женщины остановилось.
– Ну ты знаешь… – бормочу я, совершенно ошеломленная. – Я не могу в это поверить!
– И тем не менее именно так все и было, – настойчиво говорит Георгий. – Ты же знаешь, что в ее организме не обнаружено ни следа яда, а причина смерти – сердечный спазм. Люди умирают от страха, от горя, от отчаяния… всегда есть нечто, что останавливает часы их жизни. Так произошло и с Натальей. Но слушай дальше. Лешковский, похоже, и сам не вполне верил, что «часы» сработают, поэтому не предупредил Дарьюшку о том, что ее гостья может умереть. А может быть, боялся, что она, по простоте душевной, разболтает об этом его сестре… женщинам он не слишком-то доверял! И поэтому Дарьюшка страшно перепугалась, когда Наталья вдруг умерла на ее глазах. А если ее обвинят в убийстве? Первым делом она решила избавиться от трупа. Но как это сделать?! И тут Дарьюшка вспомнила про своего соседа, который давно ухаживал за ней и даже делал ей предложение. Соседа этого звали…
– Филя Филимонов, – перебиваю его я, – неужели это был Филя?!
Мгновение Георгий смотрит на меня, истинно остолбенев от такой догадливости, а потом кивает:
– А, да, ты правильно связала концы с концами. Теперь припоминаю: когда нас вели в дом Лешковского, Красильщиков обмолвился о том, что кучер влюблен в Дарьюшку.
Мне показалось, что ему стало немножко легче оттого, что моя сверхъестественная догадливость объяснилась так просто. Господи, да неужели даже и теперь он еще ревнует к женскому уму?! Все-таки мужская гордыня – это опасная штука…