Кейт поднимает голову. Ее взгляд похож на прицельный удар.
– Брайс все подстроил. На этого человека специально напали. Они были уверены, что он не выживет.
– Но он выжил.
– И теперь ты захочешь остаться. Зачем тебе это? Только не говори, что просто хочешь помочь и выразить благодарность.
– Я знаю, что делаю, – перебивает ее Йоханссон. – Я здесь не для того, чтобы развлекаться или кому-то что-то доказывать. Я могу быть здесь полезен.
– Полезен. – В интонации сквозит сомнение.
– Я тебя не подведу.
Кейт доедает печенье, разглаживает рукой упаковку и убирает в задний карман. Лицо похоже на безжизненную, застывшую маску. Взгляд становится жестким.
– Ладно, – говорит она. – Слушай, как мы работаем. Мы принимаем всех, кому нужна помощь, с шести вечера и до восьми утра. Зашиваем раны у ходячих и отправляем в больницу, в критических случаях реанимируем, если можем, и оставляем здесь. Ничего сложного, нам надо сохранить им жизнь до тех пор, пока не откроют ворота. Потом освобождаем помещения, едим, спим и вечером все сначала. СПИДа здесь нет; на входе всех проверяют. Встречается гепатит, так что будь аккуратен. Да, иногда они прячут под одеждой оружие. Ты ведь знаешь об этом, так?
– Их не обыскивали при входе?
– Конечно, обыскивали. Слушай, не стоит им доверять, не входи к ним с острыми предметами, могут отобрать. Не поворачивайся спиной даже к тем, кто без сознания. Нельзя точно быть уверенным, что они в отключке, кто знает, когда человек пришел в себя.
– Так я могу здесь работать?
– Думаешь, это благодаря мне?
– Ты его остановила. Брайса. Там во дворе, с Джимми. Что ты сделала?
– Обратилась к разуму Кийана и приверженности к честной игре.
– У тебя был нож. – Перед глазами Йоханссона возникла та самая сцена: грязь на щеке, распахнутые глаза Джимми, ледяное прикосновение щипцов. Не вынуждай меня, Брайс.
– Мой рост один метр шестьдесят пять сантиметров. Большой вес. У меня одно преимущество в бою – внезапность. И я отлично знаю, где надо резать. – Кейт приближается к нему почти вплотную. – А в чем твое преимущество?
Йоханссон пожимает плечами, в этот момент из соседней комнаты доносится вопль Райли.
– Брайс от тебя не отстанет. Он не отстанет, пока ты жив. – Кейт поднимается.
– Не хочешь узнать, за что я здесь?
– Двойное убийство. В Штатах. Мне сказал Кийан.
– Я их застрелил.
– Самое простое. Потом не мучился?
Райан Джексон сказал полиции, что у девушки просто такая судьба. Йоханссон промолчал.
– Мы здесь все не паиньки. – Кейт подходит к двери.
– А ты? Ты здесь за что?
Она бросает на него взгляд острее лезвия и шипов колючей проволоки.
– Убила кое-кого.
Когда Йоханссон входит за Кейт в кабинет, Райли заканчивает привязывать к каталке лежащего на ней человека. Глаза у того широко открыты, в них застыл ужас. Лицо представляет собой месиво из обрывков плоти, залитых кровью. Затем над ним склоняется молодой парень и принимается пинцетом вытаскивать осколки стекла.
Неподалеку Винни моет пол, в воздухе стоит аммиачный запах мочи.
Убила кое-кого. Что ж, он совсем не удивлен.
Кийан медленно моргает, становясь похожим на рептилию.
– Итак, испытание ты выдержал, – произносит он.
8:15 утра – время программы для детей: смех, шум, яркие краски, веселая музыка.
Ночное дежурство окончено, кажется, все запахи въелись в одежду Йоханссона: мочи, фекалий, пота, сигарет, крови, спирта и дезинфицирующих средств. Открывается дверь, и откуда-то доносится аромат пищи. Йоханссон смертельно устал, у него такое ощущение, что всю ночь его продолжали бить.
– Можете остаться при клинике.
На экране появляются танцующие ромашки на ядовито-зеленом фоне.
– А Брайс?
– Сделаю, что смогу. – Голос ровный, взгляд устремлен в телевизор. Через секунду он кивает в сторону двери: Свободен.
В дверях Йоханссона настигает вопрос Кийана.
– Кстати, о Джимми. Вы сказали, Брайс совершил ошибку. Какую?
Брайс во дворе впивается взглядом в Джимми, ожидая момента, когда можно начать…
– Ему слишком нравится его работа.
– Верно. А какова твоя ошибка? Вы ведь тоже совершили ошибку, мистер Джексон?
Йоханссон роется в голове в поисках ответа, но за него уже с улыбкой отвечает Кийан:
– Ты не убил его.
К клинике подъезжали и уезжали машины, забирающие ночных пациентов в больницу за забором. Некоторые ушли сами. Райли перехватывает взгляд Йоханссона, стоит ему только появиться в дверях, и указывает на лестницу.
– Пошли.
Он идет следом на первый этаж, мимо кухни – бытовая техника, раковина, стол со стульями, белый холодильник. В стороне от кухни проход в темную комнату.
Райли лезет в карман рубашки за сигаретой – он выкуривает их почти до фильтра, – зажигает и жадно затягивается, словно изголодавшись по никотину. Он опирается на стойку и выпускает струю дыма. Выжидает, но не отводит глаз от Йоханссона.
– Значит, Америка, – наконец говорит он.
– Калифорния.
– Пожизненное? – Райли кивает и усмехается. – Ты здорово постарался, чтобы попасть сюда.
– Они хотели, чтобы я заговорил.
– Что это могло быть? Проверка? Хотели посмотреть, как ты себя поведешь? Сможешь ли быть стукачем? А нам что делать? Всю ночь пересчитывать скальпели, чтобы быть уверенными, что ты не прихватил один? Не найдут ли меня однажды с перерезанным горлом?
– Я стрелял.
Райли делает последнюю затяжку и тушит остаток сигареты в грязном блюдце.
– Ну, спасибо и на этом.
Он проходит и включает свет.
Перед ними узкая комната с четырьмя железными кроватями, каждая огорожена фанерным щитом – попытка уединиться. Перегородка у кровати слева обклеена фотографиями собаки. Откормленный ротвейлер с красными от вспышки глазами. Вот он в саду. На пляже. В колпачке на детской вечеринке, из приоткрытой пасти капает слюна. На соседней – вырезки из порножурналов: красотки с огромной грудью тянут пухлые губы, словно собираются поцеловать.
Йоханссон поворачивается и рассматривает кровати справа. На одной перегородке прикреплены кусок яркого пластика, крыло маленькой птички и какой-то металлический предмет, поблескивающий в солнечном свете, отчего трудно понять, что это. Последняя кровать убрана, в ногах стопка из одеяла и подушки, на фанерном щите лишь обрывки липкой ленты.