– Он собирается убить Дарью, а я даже не могу выйти за пределы Центра!!! – отчаянно крикнул Агей.
Ян опустил глаза.
Агей ночевал в кабинете отца, так было проще Ганарнику. И в эту ночь с воскресенья на понедельник Алекс отправил домой профессора и старший персонал.
Агей долго не мог заснуть, но наконец просто провалился в сон без сновидений. Очнулся он от резкой боли, настолько сильной, что хотелось исчезнуть в небытие. Но этого не произошло. Ночное поле, деревянные брусья под головой и оголенным торсом, от которых саднило кожу… Агей не мог кричать, он онемел, а его руки и ноги приколачивали к кресту.
– Какой бред! Ты старый маразматик! – Агей чувствовал, что Алекс где-то рядом.
– Ну, вроде все старо, как мир, но больно и страшно, правда? – отозвался Ганарник.
Агей думал, что вот-вот потеряет сознание от боли, но этого не происходило, – то, что могло и должно было стать спасительным человеческим убежищем, сейчас было недостижимо. – Алекс! Прекрати!
– Я только начал, – ответил голос в его голове.
Крест стали поднимать. Руки Агея, пробитые гвоздями, начали рваться под тяжестью провисающего тела, боль была бесконечной, мучительной, и хотелось умереть.
– Где твой иммунитет? – снова голос.
– Пошел ты!
– Невероятно упрямый, – заключил голос, – Рината?
Перед искаженным от боли лицом Агея возникло лицо Ринаты. Ее голова на шее длинной, как белый змей, качалась на уровне высокого креста, давая понять, что Рината тоже чудовище. Она оскалилась в широкой бескровной улыбке, и Агей разглядел острые, длинные зубы. Миг – и Рината с шипением вцепилась ему в шею, высасывая кровь и терзая новой болью. И тогда Агей поднял в небо глаза и стал молиться. Неумело, неправильно, но точно сознавая, что если есть столь дикий ужас, то где-то должно быть и спасение.
– Не оставь меня, Бог! – выплеснуло сознание Агея, и спасительная тьма окутала его мозг.
– Надо же, уверовал! – удивился Алекс. – А вот это плохо, снимаем его! Какой недочет, действительно, месть – обоюдоострый меч, – мудро рассудил Ганарник. – Убиваешь врага и калечишь собственную душу. Увы!
В глубине души ключом била тревога, но порвать путы оцепенения было практически невозможно – с другой стороны, само оцепенение было как оазис в пустыне, так откуда же тревога? Агей!
Даша все-таки проснулась. Отчего-то стало страшно за Агея. Она даже вспотела.
Светало, но она уже отдохнула. Неужели на восстановление потраченной энергии ушла только одна ночь? Она набирается сил быстрее прежнего. Даша вслушалась в тишину. Необычной угрожающей гримасы начинающегося заново дня она не увидела. Значит, всего лишь кошмар, ночной кошмар.
Что-то изменилось в мире? Утром, когда пространство еще не наполнено шумом дыхания умирающего человечества, можно очень остро осознать Высшее присутствие, руку Бога, Исправляющую дела Сатаны, Павшего утреннего сына…
Но обманчивое утро радостно торжествовало, пело гимн кому-то… Кому? Даша вздрогнула. Уже родился? Но где? Когда? У кого? Она проспала появление…
Дарья взглянула на часы. «8 ч. 46 мин. 2 сентября». В восемь она уже должна быть на работе!
– Сашка! – крикнула она в соседнюю комнату.
Алекс недоуменно взглянул на профессора Байкалова.
– Константин Аркадьевич, почти девять, где ваш медтехник?
Но Байкалов втайне был доволен и надеялся, что Дарья не вернется в Центр никогда.
Неожиданно в комнату вошел измученный Агей, руки его были перебинтованы, как и ступни ног. Босой, в кровоподтеках.
– Агей!
Константин бросился к сыну, и Алекс отвернулся от них, игнорируя.
– Тебе нужна помощь! – прошептал Байкалов-старший.
– Бог поможет, – спокойно ответил Агей, и Алекс вздрогнул.
Он не сломал этого парня, не сломал! Все вышло наоборот. Видимо, сильна дочь Олеси, очень сильна, если парень так за нее борется. Похоже, дело не только в генах матери. Алекс на миг прикрыл глаза и шумно вздохнул, отгоняя ненужные мысли.
Во дворе высокого многоярусного дома, окруженного старыми тополями, возник белый «кадиллак». Из машины вышли красивая молодая женщина в ярко-малиновом костюме и мальчишка, дожевывающий бутерброд.
– Вот, Елена Сергеевна, – Даша протянула Байкаловой ключи, – восьмой дом, восьмой сектор, восьмой номер, а вечером я привезу Агея и Константина Аркадьевича.
– Даша, – тихо сказала Байкалова, – не надо Константина Аркадьевича, хорошо? Теперь только Агей и ты – моя семья. И зови меня Леной, ладно?
– Ладно, Лена, – улыбнулась Даша.
Байкалова поцеловала ее в щеку, а Сашка помахал рукой.
– До вечера! – крикнул он. – Мы с тетей Леной стол накроем, будет праздник!!
– Ой, вот! – Даша протянула сумочку. – Здесь кредитки. Пока!
Белый «кадиллак» замерцал и исчез, чтобы через мгновенье появиться на площади перед Центром.
Агей сидел у окна на втором этаже административного здания. Он смотрел на цепь солдат, окруживших площадь. Неожиданно в центре площади появился белый «кадиллак», и солдаты побежали к нему. Как неосторожно! Но откуда она могла знать, что в это утро здесь все так изменится?
– Даша! Даша! – закричал Агей и с трудом побежал вниз.
Вышедшую из машины и недоумевающую Дарью обступили эсэсовцы. Как могло случиться, что после начала рабочего дня на площади кто-то есть, да еще эсэсовцы? Она растерянно предъявила удостоверение, его взял какой-то маленький сержант.
– Я могу пройти? – спросила Даша.
– Боюсь, что нет, мадам, сейчас спустится господин Ганарник.
– Даша! – распихивая толпу солдат, подбежал Агей. – Господи, Даша!
– Агей? – Даша заметила перебинтованные руки и ноги, ссадины на губах и шее. – Что это?
Но Агей обнимал, крепко прижимал Дарью и целовал, целовал. Солдаты расступились, образовав круг, из Центра выбегали люди.
– Что у тебя с лицом, что за бинты? – спросила Даша, дотрагиваясь губами до синяка и осторожно беря Агея за руки.
– Ничего, пустяк. Даша, зачем ты приехала обратно, я не смогу жить без тебя! – глаза Агея умоляли.
– Но… я не собираюсь никуда деваться, Агей, я ездила за Сашкой и твоей матерью, они у меня.
– Я знаю, знаю, прости, любимая, прости, – Агей успокоился, крепко обнял Дарью, боясь потерять, но осознавая, что все кончено… – Ты меня любишь? – спросил он.
– Ты же знаешь, какое это имеет значение?
– Не так, пожалуйста, не так.
– Я люблю тебя, Агей, уже целую вечность, с четырнадцати лет. Что случилось? Твои раны, солдаты СС? Дай руки! – Даша вновь схватила Агея за руки, считывая прошедшие часы и дни, просматривая его раны. По ее лицу потекли слезы осознания и понимания происходящего, а раны Агея стали затягиваться.