Исламская республика Иран, сильно отличающаяся от королевства Саудовская Аравия, является сомнительным пережитком истории – идеологизированное государство, изнемогающее от раздутого государственного сектора, стоящее в стороне от глобального экономического и политического порядка и находящееся не в ладах со своим собственным народом. Из опыта мы знаем, что у подобных государств, будь они коммунистические или исламистские, нет бессрочного права на жизнь. Это непрочные образования, предрасположенные к тому, чтобы стать жертвой разваливающихся экономик и политической жестокости.
В отличие от Египта или Саудовской Аравии Иран, разумеется, не является страной, на которую Америка может рассчитывать в получении поддержки своим интересам на Большом Ближнем Востоке. Хотя, как утверждает опытный политический аналитик Лесли Гейбл, у Вашингтона и Ирана поистине есть много общих целей, и они могут в принципе (как ни невероятно это звучит сегодня) стать верными друзьями. В политике США в регионе с 1979 года преобладал курс на сдерживание Ирана и борьбу с его гнусным влиянием за пределами своих границ. Тесные связи Америки со странами Персидского залива и цепь американских баз вдоль Персидского залива от Омана до Кувейта – все это возникло в стремлении решать дела с беспокойным Ираном. Но давайте вспомним, что после 1979 года Иран был, по сути, важным союзником США. Не странно ли думать, что даже после принятия во внимание масштабного поворота, приведенного в действие подъемом Исламской республики, сохраняется основа общих национальных и геостратегических интересов, по крайней мере, в потенциальном виде, и она может быть задействована в случае изменения обстоятельств?
Имейте в виду, что даже после 1979 года Америка была в состоянии, по меньшей мере, принимать за данность стабильность Ирана и даже получала выгоду от этого. Разумеется, иранское государство представляло собой угрозу, но совсем не иранское общество. Иран, вероятно, является единственной страной региона, не считая Израиля, в которой население настроено проамерикански (или хотя бы не подсознательно антиамерикански). Иран до сего времени не готовил полевых командиров и наркобаронов. Он не является также прибежищем для террористов и пиратов, которые вольготно бы себя там чувствовали, он также не экспортирует крупные гуманитарные кризисы. Короче, Иран не является слабым, несостоятельным государством, и хотя от него исходят угрозы, они в некоем роде легче воспринимаются, и ими даже, стану утверждать, можно заниматься по сравнению с нечетко сформулированными и непредсказуемыми угрозами и проблемами, которые типично присущи несостоятельным государствам.
Если нынешняя смесь конфронтации и экономического давления будет и дальше иметь место, то, как мы уже видели, крах государства – это именно то, к чему придет Иран. В итоге нашей политики мы получим не стабильный, дружественно настроенный Иран, а нестабильный и недружественный Иран. Постепенный взрыв иранского государства и общества под международным давлением только прибавит неспокойствия региону.
На арене есть еще один гладиатор, которого следует иметь в виду, – Турция. Держащаяся на плаву благодаря динамичной экономике и десятилетию политической стабильности под руководством возглавляемой Эрдоганом Партии справедливости и развития (ПСР), Анкара наращивает свое влияние в Ливане, Сирии и Ираке, а также быстрыми темпами в Египте и Ливии. Туркам нравится вести дела на Ближнем Востоке, но экономика – это всего лишь основа для более амбициозной роли бесспорного регионального лидера, наводящего мосты между Востоком и Западом. Турки одной ногой стоят в Европе, а другой – в Азии, они являются членами НАТО и имеют особые отношения с ЕС, и сейчас они также более богатый, стабильный и более мощный демократический старший брат, который хочет направлять арабский мир к стабильности и процветанию.
Решение Анкары участвовать в жизни Большого Ближнего Востока – самое желательное событие последнего десятилетия. Нам стоит благодарить Европу за это. Закрыв двери для надежд Турции на полноправное членство в ЕС, Европа тем самым заставила Анкару обратить свой взор на восток и юг. Находящаяся под управлением партии умеренных исламистов и могущая похвастаться годами экономического успеха Турция нормально относится к своему возвращению на Ближний Восток после почти векового отсутствия. В конце Первой мировой войны новая Турецкая республика повернулась на запад, представляя себе свое будущее с Европой. Турция отказалась от исламского и оттоманского наследия точно так же, как ее взбунтовавшиеся арабские подданные дали ясно понять, что они не хотят больше иметь ничего общего с турецким правлением. К тому же турки были для ближневосточных мусульман недавними имперскими повелителями, закрывавшими путь к оформлению арабской государственности.
А сейчас турки возвращаются, и их приветствуют как давно утерянных родственников, которые вернулись из дальних стран, имея все признаки успеха и процветания. За время отсутствия Турции Ближний Восток претерпел изменения. Он забыл о несправедливости оттоманского правления, породившего арабский национализм и ужасы Первой мировой войны, или героизм арабского восстания против турецкого владычества военного времени под водительством британского офицера-одиночки Т. Е. Лоуренса. Больше нет вражды по отношению к Турции. Вместо этого арабы очарованы успехами Турции и стремятся узнать все о том, как это случилось и есть ли в этом что-либо полезное для региона.
За последние десять лет Турция усилила свою экономическую и дипломатическую активность во всем арабском мире и на Большом Ближнем Востоке, но у нее по-прежнему недостаточно носителей арабского языка или глубоких знаний арабского мира. Турецкие войска и помощь направлялись в Афганистан. Турция развивала торговые связи с иракским Курдистаном, старалась, но неудачно, посредничать между враждующими группировками в Ливане и Ираке и участвовала в международных усилиях по решению спорных вопросов вокруг Ливии, Сирии и Ирана.
Запад периодически охватывает беспокойство по поводу «неоосманства», которое он отвергает, усматривая в нем стремление восстановить сеть своего влияния, благодаря чему одно время соединялась арабская периферия и метрополия турецких султанов230. Стремление Турции возродить времена Оттоманской империи может насторожить наблюдателей. Однако не очень ясно, что турки имеют в виду под своей риторикой и есть ли в ней нечто большее, чем просто исторический оттенок: возможно, это похоже на воскрешение в памяти европейцев Карла Великого, Священной Римской империи или Ганзейского союза во время обсуждения вопроса о создании Европейского объединения угля и стали и Общего рынка. Американские дипломаты, как правило, с подозрением смотрят на амбиции Турции и нередко шутят над министром иностранных дел Ахметом Давутоглу, называя его османским «зайкой Энерджайзером», который любой дипломатический контакт может превратить в форум по вопросу его видения неустаревающей региональной роли Турции. Со временем Вашингтон стал лучше относиться к Давутоглу и посчитал Турцию отличным инструментом для проведения своей политики «руководства за спиной» наших союзников на Ближнем Востоке, которая, несмотря на все ее издержки, совершенно не работала бы без Турции.
Судя по всему, Обама это понял. Он часто звонит Эрдогану и, возможно, советуется с ним больше, чем с кем-либо еще из мировых лидеров. Турецкий премьер-министр тесно работал с Белым домом по Сирии и Ирану, даже передавал послания от Обамы для Хаменеи в марте 2012 года, накануне решающих переговоров с Ираном. Для Америки турецкое влияние на Ближнем Востоке – важная стабилизирующая сила. Турция – процветающая демократическая страна. Она является старым членом НАТО и имеет глубокие экономические связи с Европой. Несмотря на тревожные тенденции Эрдогана к авторитаризму – он затыкает рот прессе и сажает журналистов в тюрьму – и на его периодические заигрывания с исламистами, Турция остается политической системой, основанной на конкуренции, с ценностями, которые ближе западным, нежели ценностям арабского мира. Более того, в отличие от арабских государств или Ирана, Турция не идет против течения истории, а идет вместе с ним. Можно без сомнения представить Турцию еще более стабильной, демократичной и капиталистической.