Софи подошла к мольберту, смешала краски, взяла кисть и начала писать, быстро, без раздумий, размашисто, большими мазками. Когда, измотанная и запыхавшаяся, закончила – на нее с холста мертвыми глазами смотрела Бритта. Софи отступила на шаг, еще на один, потом повернулась и, покачиваясь, вышла из мастерской.
Живопись была для нее убежищем, где она всегда находила облегчение. Но в последние недели и здесь были только кровь и боль.
Софи пошла на кухню, попыталась открыть холодильник, но ручка задрожала в руке, как желе. Перед глазами поплыли круги. Она быстро придвинула к себе стул, села и с огромным усилием удержала себя на поверхности нормального сознания.
Она не может есть. Она не может спать. Она не может писать холсты. Она не может ни с кем разговаривать. И где-то там разгуливает убийца Бритты. Пока это так, есть только одно дело, ради которого стоит вставать с постели, – найти убийцу.
Софи с трудом поднялась со стула. Пошла в кабинет, нашла не начатую записную книжку, включила ноутбук и приступила к расследованию.
12
Там что-то есть, в углу комнаты, в темноте. Призрак.
Я знаю, что это, но не смотрю туда. Не могу спать, боюсь. Лежу в кровати, натянув одеяло до подбородка. Глубокая ночь, а завтра – точнее, уже сегодня – день интервью. Обычно в такие долгие, блеклые бессонные ночи я смотрю телевизор. Но сегодня нельзя окунаться в этот неуправляемый информационный поток. Я должна контролировать свои мысли и впечатления.
Когда проснулась и еще не открыла глаза, надеялась, может, сейчас не это самое скверное, темное, волчье время – между тремя и четырьмя часами. В это время мрачные мысли впиваются, точно пиявки. И так – у всех. Все люди чувствуют себя плохо в эти часы – это нормально. Это – самое холодное время ночи, в это время все процессы в человеческом организме замедлены до предела. Кровоток, обмен веществ, температура тела – все на нижних отметках. Между тремя и четырьмя часами ночи мы ближе всего к смерти. Неудивительно, что говорят, будто бы именно в это время умирает большинство людей.
Обо всем этом думала я, потом открыла глаза, повернула голову – посмотреть на цифры на дисплее моего радио с будильником – и тяжело вздохнула. Ну конечно, начало четвертого.
И вот лежу и перекатываю на языке тающее словосочетание: волчье время. Оно мне знакомо, я к нему привыкла. Но сегодня оно другое. Еще мрачнее, еще безысходнее. Призрак в углу пошевелился. Я вижу его краешком глаза. Он пахнет смятением, страхом и кровью. Через несколько часов все и начнется: интервью.
Пытаюсь успокоиться. Говорю себе, что все у меня получится. Что Виктор Ленцен тоже будет в стрессовой ситуации, может, еще и побольше моего. У него есть много чего терять. Карьера, семья, свобода. В этом мое преимущество. Мне нечего терять. Кроме своего страха.
Думаю, что многие сочли бы меня абсолютно сумасшедшей, узнав, что я собираюсь предпринять завтра. Да и сама я понимаю, как непоследовательно поступаю. Жутко боюсь и зазываю в дом убийцу. Чувствую себя беззащитной и в то же время верю в свою победу. В жизни не было ситуации опасней и хуже. И все равно боюсь, как бы не сорвалось.
Включаю лампу на тумбочке, словно пытаясь разогнать светом эти мрачные мысли. Кутаюсь в одеяло, холодно. Беру с ночного столика старый потрепанный томик стихов, который давным-давно подарил мне один поклонник. Провожу пальцами по корешку, по складкам и надрывам суперобложки. Я всегда была человеком прозы, а не поэзии, но эта книга часто помогает мне. Она даже развалилась надвое, там, где «Песня о себе» Уитмена, которую я читала так часто, что книга не выдержала.
По-твоему, я противоречу себе?
Ну что же, значит, я противоречу себе.
(Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей.) [4]
Хорошо прочитать у другого то, что чувствуешь сам. И снова мои мысли возвращаются к Ленцену. Даже близко не могу себе представить, как пройдет наступающий день. Я его так сильно боялась и при этом как бы не верила, что он наконец настанет. Томительное ожидание и неизвестность пожирают меня. Этот день казался таким далеким. Я тоскую по солнцу, по свету. Сажусь в кровати, поджав под себя ноги. Заворачиваюсь в одеяло, как в мантию. Листаю свой томик, нахожу то, что искала:
Увидеть зарю!
Маленький проблеск света заставляет увянуть
огромные и прозрачные тени,
Воздух так приятен на вкус.
В самый мрачный час ночи меня согревает восход солнца, описанный американским поэтом больше ста лет назад, и мне становится немножко лучше, мне становится чуточку теплее.
Снова проверяю, что там, на периферии моего поля зрения. Призрак в темном углу спальни пошевелился.
Неимоверным усилием заставляю себя опустить ноги с кровати. Встаю, неуверенно иду в направлении призрака, протягиваю к нему руку. Ничего, кроме крашеной белой стены. Угол спальни пуст, только едва уловимый запах настороженного зверя витает в воздухе.
13
День, которого я так ждала и которого так боялась, настал.
Я приветствую его через окно спальни. Последнее время было довольно тепло, а вот сегодня холодно и ясно. На лугу – плотный слой свежевыпавшего инея, восхитительно сверкающего в лучах солнца. Дети по дороге в школу будут высматривать подмерзшие лужицы, чтобы по ним прокатиться или же потыкать носком ботинка – пока не хрустнет тонкий ледок. Но нет времени любоваться природой. Сегодня утром мне есть о чем позаботиться перед визитом Ленцена. В полдень.
Я буду готова.
Западня – это приспособление для ловли или убийства.
Хорошая западня должна быть простой и надежной.
Стою в столовой и окидываю взглядом все то, что доставили мне из кейтеринговой компании. Тут на целый званый ужин, хотя нас будет всего трое: Ленцен с фотографом и я. Рассчитываю на то, что фотографу хватит часа, чтобы управиться, а потом он оставит нас одних. Небольшой обед, который я предполагаю дать, состоит из симпатично украшенных вазочек с разнообразными салатами и закусками и врапов [5] с курицей и овощами. Плюс маленькие пирожные на изящном фарфоровом блюде и мило декорированная корзина с фруктами. Все это я выбирала не из вкусовых предпочтений, но исключительно из соображений того, чтобы человек, который все это будет есть, оставил максимальное количество биологических следов. Маленькие салатики и пирожные – идеально подходят. Для еды понадобится вилка, а на вилке неизбежно останется слюна. Тарелочка для фруктов – в этом отношении тоже очень перспективна. Если он съест яблоко, можно будет после ухода отдать огрызок на экспертизу. С врапами вряд ли можно управиться, не устроив небольшого свинарника с соусом и кусочками начинки, которые будут вываливаться из них, когда кусаешь. К тому же весьма вероятно, что, отведав врапов, гость захочет вытереть пальцы и рот салфеткой. На следы на салфетке я возлагаю особые надежды.