Пытаюсь расслабиться и меньше смотреть на Ленцена. Краем глаза замечаю, как он окидывает помещение оценивающим взглядом. Подходит к обеденному столу, такому огромному, что можно проводить настоящие совещания.
Ленцен ставит свою сумку на ближайший стул, открывает и смотрит. Очевидно, проверяет, все ли на месте. Все это он проделывает несколько неуклюже, почти нервно, впрочем, так же себя ведет и фотограф. Если не знать всей предыстории, то можно было бы предположить, что они просто волнуются перед началом важного дела. Ну, что касается фотографа, наверное, так и есть.
Мой взгляд скользит по огромному пустому столу, на котором лежат несколько экземпляров моего нового романа. Конечно, не было большой необходимости раскладывать эти книжки, тот, кому положено, прекрасно знаком с тем, что там написано. Но чисто психологически – не так плохо иметь под рукой обвинительное заключение. Фотограф, скорее всего, думает, что книги обязательно должны быть в кадре из маркетинговых соображений. Он возится со своим оборудованием, а Монстр осматривается по сторонам.
Сажусь. Беру стеклянную бутылочку с водой, открываю, наливаю в стакан, руки не дрожат. Руки. Спрашиваю себя, неужели сегодня я впервые пожала руку убийце? Никогда ведь не знаешь, или? Спрашиваю себя, скольким людям я вообще пожимала руку? А сколько я вообще живу? Быстро прикидываю в уме. 38 лет, это примерно 13 870 дней. Предположим, в день по одному рукопожатию, получается около 14 000 человек. Сколько из них убийц? Прихожу к выводу, что вполне вероятно, сегодня я пожимала руку убийце не в первый раз. Но это единственный раз, когда я точно знаю, что он убийца. Он смотрит на меня. Пытаюсь собрать разбежавшиеся мысли. Они мечутся как перепуганные курицы. Да остановитесь уже. Злюсь. Злюсь на себя, за то, что злюсь. Это вот то самое невнимание, из-за которого я вполне могу сломать себе шею. Надо собраться. Это мой долг перед Анной.
Смотрю на Монстра, смотрю на Виктора Ленцена. Ненавижу это имя. И не только потому, что так зовут Монстра. Но еще и потому что, насколько мне известно, Виктор означает «победитель», а я верю в магию имен. Но ничего, на этот раз все будет иначе.
– У вас чудесный дом, в чудесном месте, – говорит Ленцен, подходя к окну.
Он стоит и смотрит на опушку леса.
– Спасибо, – говорю я, встаю и подхожу к нему.
Когда они пришли, солнце еще пробивалось из-за облаков. Сейчас сеет моросящий дождик.
– Апрельская погода в марте, – говорит Ленцен.
Молчу.
– И давно вы здесь живете? – спрашивает он.
– Больше десяти лет.
Я испуганно вздрагиваю, услышав, как вдруг зазвонил домашний телефон. Мне вообще никто не звонит на домашний. Все звонят на мобильный, который всегда при мне, где бы я ни была в своем огромном доме. Замечаю, что Ленцен наблюдает за мной. Телефон снова звонит.
– Не хотите подойти? – спрашивает он. – Мы подождем, пока вы поговорите, ничего страшного.
Я качаю головой, и в этот момент телефон умолкает.
– Вряд ли что-то важное, – говорю я, очень надеясь, что это действительно так.
Отвожу взгляд от леса и занимаю за столом то самое место, которое приготовила себе заранее, обозначив его кофейной чашкой. Это место должно обеспечить мне чувство максимальной защищенности: спиной – к стене, лицом – к двери.
Чтобы сесть напротив меня, ему придется оказаться спиной к двери. Большинство людей в такой позиции нервничают и теряют концентрацию. Он спокойно принимает мои условия. Если он это и заметил, то виду не подал.
– Начнем? – предлагаю я.
Ленцен кивает и садится напротив меня.
Из сумки, которую поставил на пол рядом со стулом, он достает блокнот, карандаш и диктофон. Что у него там еще в сумке, спрашиваю я себя. Он готовится. Одергиваю себя, почувствовав инстинктивное желание заложить ногу за ногу и скрестить на груди руки. Никаких защитных поз. Ставлю ноги ровно, руки кладу перед собой на стол, ладонями вниз, чуть наклоняюсь вперед. Контроль пространства. «Поза власти» – так назвал это доктор Кристенсен. Наблюдаю, как Ленцен раскладывает свои предметы, располагая диктофон геометрически точно – строго параллельно краю стола.
– Н-нда, – наконец начинает он. – Прежде всего, позвольте поблагодарить вас за то, что уделили мне время. Знаю, что вы даете интервью крайне редко, и потому для меня большая честь быть приглашенным в ваш чудесный дом.
– Я высоко ценю вас как профессионала, – отвечаю я, стараясь говорить официально прохладно.
– Правда? – Он делает такое лицо, будто действительно польщен, и держит паузу. Понимаю, ждет от меня пояснений.
– Да-да. Ваши репортажи из Афганистана, Ирана и Сирии. Это так важно, то, что вы там делали.
Он потупил глаза и сдержанно усмехнулся, словно ему неприятно, что он как бы выпросил у меня эти комплименты.
В чем дело, господин Ленцен?
Прямая осанка, медленное контролируемое дыхание – свое тело я держу в тонусе и в то же время без лишнего напряжения, но нервы натянуты до предела. Я же не знаю, какие вопросы подготовил Ленцен и как он собирается вести интервью. Но равным образом и он должен нервничать. Спрашивать себя, что я задумала. Какие у меня козыри. Какие тузы в рукаве. Он кашлянул и заглянул в свой блокнот. Фотограф настраивает камеру, делает пробный снимок, потом снова проверяет фотометром освещенность.
– Итак, – снова начинает Ленцен. – Мой первый вопрос, это вопрос, который, думаю, волнует всех ваших читателей. Вы известны своими высокохудожественными, можно даже сказать, поэтическими романами. И вот «Кровные сестры» – ваш первый детектив, триллер. С чем связана перемена жанра?
Это именно то, что я ожидала услышать вначале, поэтому слегка расслабляюсь, но не успеваю ответить – именно в этот момент из прихожей доносятся странные звуки. Кто-то поворачивает ключ в замке, а потом – шаги. У меня перехватывает дыхание.
– Простите, – говорю я и встаю. Придется на какое-то время оставить его одного. Но тут же фотограф. А может, они – одна шайка-лейка, да нет, вряд ли. Вхожу в прихожую, и настроение мое резко ухудшается.
– Шарлотта! – восклицаю я с плохо скрываемым испугом. – Что вы тут делаете?
В насквозь промокшем пальто, с удивленно поднятыми бровями она в замешательстве смотрит на меня.
– Но разве не сегодня у вас интервью?
Она слышит тихие мужские голоса из столовой и раздраженно смотрит на свои часы.
– О господи, я что, опоздала? Но все ведь должно было начаться в двенадцать.
– Вообще-то я вас не ждала. – Я говорю тихо, не хочу, чтобы услышал Ленцен. – Я же оставила вам сообщение на автоответчике, вы что, его не слышали?
– Я куда-то засунула мобильник, не могу найти, – небрежно объясняет она. – Ну, раз уж я здесь…
Не обращая на меня внимания, она кладет связку ключей на тумбочку возле двери и начинает вешать на вешалку свое тоненькое пальтишко фасона «красная шапочка».