– Не надо тебе туда идти, – сказал Вик, хотя знал, что она пойдет. Закрыв дневник, она уронила его на койку и стала одеваться. Вик подцепил дневник с койки, понюхал страницы, пошелестел ими. Он чувствовал, как она наблюдает за ним, пытаясь понять, как он поступит дальше. Найдя относительно понятную запись, он прочел ее вслух. «Некоторым, – писала она, – после путешествия по морю так и не удается вернуться к прежней походке. Они, конечно, выходят на берег, но впоследствии им так же тяжело ходить по суше, как по матрацу. Но еще тяжелее им сидеть или пытаться заснуть. В движении эти симптомы, по крайней мере, минимизируются».
– Не надо! – воскликнула она. – Не надо!
«Они зовут это mât de débarquement». [31]
Она закрыла ему рот рукой.
– Чем пахнут мои пальцы?
Вик рассмеялся.
– Морем, – сказал он.
– Ну так увлажни меня, э?
Он повернул ее руку, облизал пальцы и вложил ей в вагину.
– Ты это делаешь, потому что… – начал было он, но тут сработало подключение, и голос Элис Нейлон без предупреждения вторгся в его голову.
– Если это Вик Серотонин, – сказала Элис, – то с тобой хочет поболтать Поли.
После этого включился сам Поли. Вик отодвинулся от Кьелар.
– Хай, Поли, – сказал он.
* * *
У Поли де Раада в числе прочих схронов имелась квартира на Бэддингтон-Гарденс, на верхнем этаже типовой высотки в ретросоциалистическом стиле 1965 года; шикарная для той эпохи, но стены основательно потрескались, а в промежутках между полами и плинтусами заметны были бумажные пыжи, использованные предыдущими владельцами взамен цемента. Прямоугольное пространство квартиры озаряла точечная подсветка, а панорамное окно выходило на залив, обеспечивая обзор до самой Суисайд-Пойнт. Квартира была обставлена и оформлена под модерн, тут имелись бар и, среди других предметов обстановки, телевизоры в исторически корректных деревянных корпусах, подключенные к сверхсветовым маршрутизаторам: через них Поли управлял делами по всему Радиозаливу.
На полу лежал белый ковер от стены до стены.
Элис доставила сюда босса двумя днями раньше и с тех пор присматривала за ним. Она готовила ему блюда, какие умела, – в основном фалафель и брауни, но Поли не хотел есть. Она смешивала ему коктейли в баре, но Поли выпивка не интересовала, и это было очень странно. Когда Поли спал, Элис вытирала ему лоб полотенцем или, стоя на цыпочках, любовалась его причиндалами. Больше всего Элис любила белые трусы и кальсоны, которые Поли аккуратно раскладывал в шкафу, и, увидев их впервые, зарылась туда лицом, но впоследствии заглядывала в шкаф только затем, чтобы взять свежую пару взамен запачканной. Остаток времени она проводила в разговорах с персоналом «Семирамиды», разруливала проблемы по всему городу и пыталась понять, кто и насколько струханул.
– С ним все в порядке, – говорила Элис своему дружку Картографу: он был не из ее ватаги, так что ему можно было приоткрыться. – С другой стороны, ты бы к нему лучше не подходил. Я и сама осторожничаю. Понимаешь, о чем я?
Поли ненадолго приходил в себя, но не обращал на нее особого внимания, предпочитая перетирать со своими дружками на Пляже. Понять, как обстоят дела, было сложно, и поначалу Элис даже обрадовалась, когда Поли вспомнил про Вика. Она слушала разговор на случай, если бы кому-то из собеседников понадобилась ее помощь, и в надежде, что от услышанного ей полегчает. Надежду вскоре убили. Стоило Вику сказать: «Хай, Поли», как Поли рявкнул на него:
– Не хай меня! Ты кто, бля, такой, чтобы меня хаять, дешевый членосос?
Вик порекомендовал Поли успокоиться и взять себя в руки.
Де Раад густо расхохотался.
– Не, ну ты прикинь? – сказал он Элис Нейлон. Может, Поли и пошел вразнос, но сохранил достаточную ясность ума, чтобы заметить присутствие Элис на линии. Поли всегда ставил безопасность переговоров во главу угла. Она ответила:
– Ну да, Поли, мне и самой не верится.
Услышав Элис, Вик вроде бы расслабился.
– Как у вас дела? – спросил он у нее.
– Ты не смей говорить с Элис, – заорал Поли, – пока я здесь! Ты со мной, бля, говоришь или с кем, чучело? – Позволять беседе и дальше развиваться в этом направлении не стоило, поэтому все участники как воды в рот набрали.
– Идиот жопоголовый! – добавил Поли после паузы, имея в виду скорее себя, чем Вика. – Вик, ты хоть что-нибудь делаешь, чтобы мне помочь? Я от своих людей прятаться вынужден. Мне плохо. У меня бизнес зачах. Оно во мне, Вик. Я его чую, я слышу, как оно говорит со мной. Мне ребята советуют прокакаться. Когда кишки парализует, такой совет не слишком эффективен, друг мой. А между тем – ты-то что делаешь, чтобы мне помочь?
– Поли, я не знаю, как тебе ответить.
Вик обнаружил, что ему легко признаться в своем состоянии.
Элис видела, что Поли теряет перспективу, – она же у него лучшая, ей легко было понять, что Поли теряет перспективу.
– Если я тебе приволок дочку, – говорил Вик, – ну так ты же всегда считался с таким риском. – Элис чувствовала, как он подбирает слова, размышляя, что добавить, но Вик сказал только: – Я завтра с клиенткой стартую от Балтийской биржи, сразу после рассвета. Может, получится для тебя что-то найти.
Все трое понимали, что этот шанс выеденного яйца не стоит. Снова воцарилась тишина, после чего Поли де Раад сказал:
– Вик, ты меня наебал.
И отбил вызов.
– Элис? – позвал он. – Я еще могу на тебя положиться?
– Ты же знаешь, Поли, что да.
– Набери-ка мне Лэнса Эшманна, у меня есть кое-какая инфа для него.
В первую ночь на Бэддингтон-Гарденс Поли кричал во сне четыре часа подряд, и у него по рукам ползли ко рту точки белого света. Утром он послал на Фойгт-стрит за тем самым пацаном с радиоактивной кровью или еще чем, который всю эту кашу и заварил. У Элис ушло все утро на транспортировку мальчишки, поскольку тот все время падал, блевал, вылезал из рикши и норовил скрыться в универмагах, напевая себе под нос с экзальтированным выражением лица, и Элис его усладе не завидовала; когда они вернулись, Поли разделил самую просторную комнату пополам шторой. С тех пор он проводил время за ней, забрав к себе мальчишку, а Элис не подпускал и не давал на себя взглянуть. У них там был биотуалет. Приходилось передавать им обоим вещи за штору. Однажды Элис удалось заметить, что кровать вся скользкая и Поли с мальчишкой тоже скользкие от какой-то прозрачной смолы. Возможно, их рвало этой смолой и поэтому Поли отказывался есть. Спустя примерно восемь часов комнату стал заполнять запах; одновременно с этим у Поли за шторой что-то случилось с голосом. Каждую фразу он начинал басом, будто слова у него застревали в глотке или он жевал рокфор на ходу; потом, на середине, голос подскакивал на добрую октаву и становился музыкален. Элис эту музыку помнила. Ей она не нравилась.