– Он на связи, – сообщила Элис Поли, когда детектив подключился. На сей раз Элис не стала оставаться на линии. Никогда не знаешь, какие операторы на дежурстве в Полиции Зоны.
* * *
Примерно за час до звонка Поли Вику, но не больше, Лэнса Эшманна можно было застать быстро идущим по Корнишу в сторону кафе «Прибой», где, не заглядывая в Лонг-бар и не занимая привычного места за столиком в углу, он укрылся от дождя в сумраке заброшенного причала и простоял там некоторое время, постукивая ногой по песку в такт слабо слышному джазу, пока на пляже не появился Антуан Месснер и не направился к сыщику.
– Ага, – произнес детектив. – Добрый вечер, Толстяк Антуан.
– О, можно просто Антуан, – ответил Антуан.
Вид у Толстяка был обреченный, он вымок до нитки, словно его недавно сбросили в море. Складной дождевик при каждом порыве ветра раздувало по сторонам, и роскошный голубой костюм он защищал плохо. Дождь вынудил Антуана этим вечером совершить тур по всем барам, от «Мира сегодняшнего» до «Стоп-крана», и промокшие волосы его казались на красном лице лакированными: стоило Антуану куда-то сунуться, как дождь утихал, а стоило выйти, как лил с новой силой. Толстяк остановился недалеко от причала и, взглянув на издырявленные ржавчиной колонны, сказал:
– Я туда не пойду, спасибо.
Улыбка детектива Антуану добродушной не показалась.
– Я уже много часов тут хожу туда-обратно, чтобы вас не проморгать.
– Мы ведь на это время и условились.
– Мне со временем никогда не везло. У меня с ним вечная напряженка.
Внезапно дождь припустил еще сильнее. Антуан был вынужден укрыться под причалом.
– Вот видишь? – пробормотал Эшманн, словно получив какое-то доказательство. – Не так тут и плохо. – Они постояли, изучая валявшийся вокруг причала мусор, слишком тяжелый, чтобы его унесло морем. Перевели глаза на ограду из ржавой колючей проволоки и едва различимый флуоресцентный ореол на восточной границе самой Зоны Явления.
– Антуан, тебя это место пугает?
– Мне до него нет дела.
Эшманн сделал вид, что обдумывает услышанное.
– Мне почудилось, я там что-то заметил, – сказал он. – Как раз перед твоим прибытием. – Трудно было судить, мотает ли это ветром по песку тряпку или бумажный ком, либо же там движется нечто одушевленное.
– До этого места всем есть дело. В противном случае разве мы бы тут говорили?
Антуан пожал плечами. Эшманн попробовал раскурить трубку, не сумел и предложил зайти в Лонг-бар, ведь ничего интересного снаружи не предвиделось.
– Там теплее, можем выпить этого коктейля, которым ты всех угощаешь.
Но Антуан не хотел соваться в кафе «Прибой».
– Я пришел продать тебе Вика, – заявил он.
– Это выставляет ситуацию в ином свете, – согласился детектив. – К тому же, как я помню, тебе не по нраву тамошняя музыка. Тогда пойдем со мной, посмотрим Зоне прямо в глаза, и ты мне расскажешь все, что знаешь.
Он взял Антуана за руку и заставил его взглянуть через колючку в Зону, восторженно витийствуя:
– Осколок Тракта Кефаучи! Фрагмент сердца всего, упавший на землю! Я его боюсь, Антуан, боюсь не чего-то конкретного, а всего того, что это может нам принести, и потому спрашивал, как себя чувствуешь ты.
Антуан молча пялился на него. Колючка местами так проржавела, что от прикосновения развалилась в труху. Эшманн растер немного между пальцами, как листик мяты, и понюхал.
– Эту секцию не меняли с момента исходного Явления, – заключил он. – Антуан, а почему ты хочешь сдать мне Вика Серотонина?
– Мне тут не нравится, – вдруг сказал Антуан.
Эшманн не выпустил его руки.
– Но ты же должен был к этому месту привыкнуть. Вик круглый год шляется в Зону и обратно.
Антуан расхохотался.
– В здравом уме никто тут в Зону не полезет, – проговорил он. – Ты что, решил, будто Вик отсюда спрыгивает? Да ты глаза разуй, блин! – Ореола тут, строго говоря, вообще не было: лишь тончайшая кромка Перехода между двумя различными слоями реальности. Легко было без предупреждения вмазаться черт знает во что. – Ты на воздух там глянь!
По воздуху катилась какая-то рябь вроде марева в жаркий день, только темная и холодная, и самим своим существованием, казалось, подтачивала уверенность Антуана в его правоте.
– Я сейчас сорвусь, – заныл он. Потолкавшись немного с Эшманном, вырвался из хватки сыщика и быстрым шагом пошел прочь от Зоны, в дождливую ветреную ночь и к причалу; дождевик его разметался и дико хлестал по бокам.
– Я никогда не совался тут в Зону, – бросил Антуан через плечо, – ни с Виком, ни с кем еще.
Эшманн, который заторопился следом, этой фразы уже не услышал. По ту сторону колючей проволоки что-то изменилось, и на полпути к безопасному кафе «Прибой» их настиг фронт Волны. Толстяк Антуан повалился на колени, беззвучно разевая и закрывая рот, а детектив, которому разом отказали ноги, застыл неподвижно и уставился в море, где ему померещились два или три старых ржавых грузовых корабля, пришвартованных у причала под ярким полуденным солнцем. Между стиснутых челюстей у Эшманна словно электрическую дугу включили.
– Ирэн не понравится, как ты обошелся с новым хорошим костюмом, – услышал детектив собственный голос. Лицо Антуана дернулось к нему, мертвенно-белое под струями дождя.
– У меня инфа. Где Вик завтра стартует. И кто его клиентка. Но разумеется, за вознаграждение.
Эшманн продолжал глядеть на море.
– Что-нибудь сообразим, – рассеянно пообещал он.
Струи дождя хлестали Антуана, текли по его лицу; руки и колени оставили мягкие впадины в песке, точно на поверхности пространства-времени, которой вода, казалось, придала эластичность.
– Мне нужно больше, чем это твое что-нибудь, – сказал он. – Я искренне поддерживал Вика. Как и все в «Белой кошке, черном коте». Но вынужден признать, что он не ответил тем же, и пора мне вернуть себе ответственность за свою жизнь, которую я на него привык перекладывать. – Он поднял взгляд на детектива. – С того самого дня, когда попытался я завязать дружбу с человеком настолько одиноким, как Вик Серотонин, не было мне от него никакой пользы. Может, хоть сегодня выйдет.
Но Эшманн не слушал его, скосив глаза с видом рассеянным, как бывает обычно при подключении.
– Хай, Поли, – произнес он.
* * *
Вскоре после вышеописанных событий в другом конце города, в Глоуб-Тауне, Эдит Бонавентура, испытывая прилив вины, проснулась от сна, в котором снова была знаменитой тринадцатилеткой, – сновидения, подобного блеску хромированной накладки аккордеона в дыму; мехи аккордеона раздуваются и сужаются так привередливо, что слушателю трудно соотнести эти движения с музыкой, и сон отличался аналогичным поведением. Он посещал Эдит снова и снова, принося шумную атмосферу ностальгического гламура, и, как иногда казалось ей, не преследовал лучших ее интересов. Глоуб-Таун, напротив, предстал пробудившейся Эдит тихим и темным треугольником аккуратных улочек, над которыми в воздухе все еще затухали отголоски безжалостного выброса энергии, акта насилия каких-нибудь законов физики над другими. Огромный туристический лайнер (Эдит припомнила, что это должна быть «Королева скелетов» от «Бетс/Хирстон» и направляется она световых лет за пятьдесят отсюда по Пляжу самое меньшее, на Санта-Муэрте, которую в туристическом путеводителе величали Планетой Альфанских Лун) только что отчалил на парковочную орбиту.