— Я тебя собственными руками прикончу, негодяй! — несомая шквалом разрушительных эмоций, Елена вскочила с дивана и кинулась на своего незадачливого любовника, сметя с пути невовремя на нем оказавшегося нерасторопного Мираса.
— Вот тебе, сволочь похотливая! — осыпала она щедрыми плюхами вовсе не готового к такой щедрости Альфео.
— Это ты во всем виновата, за своим кобелем не углядела! — с неожиданным для ее гиперхрупкой комплекции басовитым ревом Камилла торпедой вылетела из соседних диванных глубин и вцепилась в коротко стриженые волосы несчастной примадонны.
— Думаешь, если прима, то все можно!!! — голосила мулатка, гибкой лианой столь крепко обвившись вокруг неуклюжего тела беспомощно вертящейся Елены, словно норовя задушить ее в своих смертельных объятьях.
Со страшным грохотом обрушившись, наконец, на пол, Елена сумела-таки оторвать от себя взбесившуюся девицу и принялась пугающе ритмично стучать ее красивой головой о ковер.
— А-а-а-а-а! Красивая. Значит все можно! — сдавливая нитевидную шейку девушки в стальных ручищах, шипела Елена, поглощенная явно приятным ей делом. — С чужими мужчинами спать… Трахаться по расчету… Разбивать жизни… А-А-АХ!
Задетый чьей-то ногой, антикварный торшер шумно обрушился на пол, сбив с журнального столика дизайнерскую вазу из бирюзового муранового стекла. Толстый ковер жадно впитал в себя предсмертный звон уничтоженной хрупкой красоты.
— Пусти! Отвали! Пусти меня!!! — брыкаясь, закричала примадонна, расстроенная грубым вмешательством в полюбившееся занятие.
— Успокойтесь все тут. Тихо, — слегка заломив ей руки за спину, бесстрастно выговаривал Эрик. — Хотите драться, идите на улицу.
— Отпусти меня! — разбушевавшаяся Елена не оставляла попыток освободиться.
— Успокойтесь, Елена Владимировна. Вам нельзя кричать, голос сядет, — удерживая начинающую уставать женщину, Эрик сердито посмотрел на сидевшую на полу растрепанную и натужно кашляющую Камиллу.
— Значит, так. Лечить связки, заживлять раны и рассасывать шрамы, а также восполнять потери в дизайнерском оформлении офиса будете за свой счет. Все ясно? — обвел он выжидающим взглядом притихших артистов.
— Ясно… — хором произнесли они, глядя куда-то за спину Эрика.
— Вот, Геннадий Андреевич, беспорядок тут устроили, — обернувшись и мгновенно потеряв высокомерный вид, заблеял секретарь, даже не взглянув на вывернувшуюся из его ослабших рук всклокоченную Елену.
С непроницаемым лицом Дамбалла оглядел поле недавнего боя.
— Человеческие страсти… Они всегда так предсказуемы… — негромко сказал он, зевнул и не спеша пошел к закрывшейся за Шалкаром кабинетной двери. — Извращенец… — небрежно уронил Дамбалла, проходя мимо склонившегося в угодливом полупоклоне бледно-зеленого от ужаса Эрика.
— Быдло оно и есть быдло… — дождавшись плотного закрытия кабинетной двери, секретарь расправил плечи и пригладил слегка сбившуюся прическу.
— Боже, что это было… — давясь нервным смешком, прошептала очухавшаяся Камилла. — Ведь никаких доказательств измены…
— Это Шалкар нас спровоцировал… — помогая девушке подняться и усаживая ее на диван, тихо вымолвил Мирас и чуть не прикусил язык, напоровшись на прямолинейный и безжалостный, как холодная сталь ножа, взгляд Елены.
— Неправда. Шалкар никого не провоцирует. Это мы виноваты.
Встряхнув головой, она с вызовом и презрением посмотрела на избитую ею троицу.
— Шалкар спас моего сына, когда все от нас отвернулись. Он оплатил дорогую операцию и лечение за рубежом, в лучшей клинике Европы. И дал мне работу! И раскрыл мой талант! И ничего не требует взамен. Теперь мой ребенок будет жить, и жить в достатке. Шалкар — это самый порядочный и добрый человек из всех, кого я знаю. Он мой Бог. И если понадобится, я умру за него.
— У каждого своя цена, — снисходительно вымолвил Эрик, рассеянно слушая поспешно удаляющиеся от приемной звуки разномастных шагов. Глянув на разгромленный пейзаж, он тяжко вздохнул: — Прибирайся теперь за ними. Бардак устроили. Что в душе, то и вовне. Скорее бы уже определились, на чьей стороне воевать…
Жара усиливалась с каждым шагом, и Анника не могла понять, откуда она исходит — то ли из раскаленных недр багровых дюн, то ли из огнедышащего нутра диковинного светила… Подняв голову к нависающей над пустыней Луне, девушка с тоской всмотрелась в расползающиеся по ее поверхности черные кляксы. Когда же и, главное, чем закончится их с Амелией нежданное и невыносимое путешествие? Тяжело вздохнув, она пустила взгляд неприкаянно блуждать по бесконечным барханам. Кажется, она отдала бы все на свете, чтобы вырваться из этой страшной тюрьмы… Но что означает ее освобождение? Где она окажется, если покинет багровую душу Геннадия-Дамбаллы? И куда сможет пойти?
Тоска удушливым серым комком собралась в центре груди и начала медленно сжимать исстрадавшееся сердце в тисках ноющей боли. Анника привычно всхлипнула, готовясь разрыдаться. Но странно, слезы не затопили глаза и не покатились по щекам — слез вообще не было. Боль, рожденная глубоко внутри души, стала какой-то другой… Более прозрачной и светлой… Или это сама Анника немного изменилась…
— Ты изменилась, — вклинилась в ход ее мыслей Амелия. Обернувшись, Анника посмотрела на улыбающегося ангела.
— Ты слышишь мои мысли? — недовольно и вместе с тем заинтересованно спросила она.
— Тоже мне, открытие, — улыбка Амелии стала еще шире. — Конечно, слышу. Я ведь нахожусь внутри и вовне тебя одновременно. А то, что видишь сейчас, — предвосхитил ангел следующий вопрос своей подопечной. — Одна из моих проекций. Или ипостасей. Или отражений. Тебе как нравится?
Недоумевающий взгляд Анники заставил ангела рассмеяться.
— Ты осознаешь, как именно ты изменилась? — посерьезнев, Амелия неспешно облетела вокруг девушки.
— Не знаю… — потерянно пробормотала Анника. — А это важно?
— Очень важно, — подтвердила Амелия, всматриваясь в растущую Луну. — Осознавая что-либо, ты насыщаешь осознанное силой своей души. Светлой силой, в твоем случае. И тогда то, что осознанно, становится силой. То есть чем лучше ты проникнешь в суть своих изменений и прочувствуешь их, тем гармоничнее сложится твой новый облик.
— Ну, не знаю… — задумчиво протянула Анника. — Может быть, идти стало легче… Кстати, да, намного легче! — с удивлением произнесла она, глядя на свои ноги, не увязающие в песке, а уверенно ступающие по нему, как по обычной человеческой дороге.
— Молодец! А еще? — с озорной улыбкой подлетела Амелия вплотную к ее лицу. — Твои мысли? Что с ними?
— Мои мысли…
— Как ты думаешь? Или чувствуешь? На что похожи твои мысли? Ты думаешь так же, как и раньше? Я имею в виду мыслительный процесс?
Остановившись, Анника вздохнула и закрыла глаза, прислушиваясь к себе.