Собака затрусила к Мейси, свесив голову и поджав хвост. Приблизилась, почти прижалась, словно хотела ощутить человеческое тепло.
– Зря ты со своими не ушла, – упрекнула Мейси.
Огляделась по сторонам. Вероятно, собака услышала шум мотора, узнала этот звук и следовала за автомобилем от самой деревни.
– Может, со мной поедешь, а?
Джюклы прижала уши к голове, Мейси наклонилась, погладила собачью холку и продолжила путь по хмельникам. Под сапогами чавкала грязь, пожухлые, остро пахнущие прелью плети валялись грудами. Мейси знала: скоро их сожгут. Миновав рощу, она вышла на луг, где цыгане пасли лошадей, и стала подниматься по склону холма к поляне.
Стояла звонкая тишина, серебристое небо сулило ливень.
Место сожжения Бьюлиной кибитки Мейси узнала по слою пепла; заодно с кибиткой огонь уничтожил следы пребывания Бьюлы на земле. От старой цыганки осталось лишь то, что можно уместить в сердце. Мейси потрогала землю, а собака принюхалась, поскребла лапами и вдруг стала красться к поляне, словно ее оттуда позвали. Мейси последовала за ней, почти готовая услышать голоса цыган. Однако на поляне было тихо, лишь ветер, теребя ветви, кропил светом буковые стволы. Дубы же сохраняли каменную неподвижность. Мейси ступила на то место, где горел костер, вспомнила, как плясала с цыганами. Снова в каждой клеточке запульсировала безудержная энергия, снова вызвали дрожь звуки, извлекавшиеся Веббом из скрипки, звуки, каких Мейси не слыхала прежде и едва ли услышит в будущем. Через минуту собака ткнулась носом ей в ладонь: мол, пойдем – здесь больше нечего делать и не о чем говорить.
Проводив Мейси до автомобиля, собака скрылась в зарослях – видимо, побежала в деревню напрямик. Мейси знала: скоро она снова увидит джюклы. Она заглушила мотор возле гостиницы, помахала Фреду Йомену, подметавшему крыльцо.
– Мисс Доббс! Я уж и не чаял снова вас увидеть!
– Как жизнь, мистер Йомен?
– Не жалуюсь. Сейчас не сезон, у нас тихо. И то сказать – кто ж в такую погоду в поход пойдет?
– Ишь как ветер дует сегодня, – подхватила Мейси. Поглядела вверх, на мрачные тучи. – Не знаете случайно, где поселилась собака старой цыганки?
Йомен прекратил уборку, оперся на метлу.
– Занятная животина, мисс Доббс. Считай, не отходит от хозяйской могилы. Там и спит, прямо на холмике. Будто ждет, что хозяйка проснется и пойдет с нею гулять. Пытался я ее приручить – то супчику плесну в миску, то косточек брошу. Вот тут, у дверей, оставляю. И что вы думаете? Придет, поест – и назад, на могилку. И ведь будто понимает, что мы по-божески хозяйку похоронили и ей добра желаем. Всякий раз, как она у меня поужинает, наутро непременно притащит зайца. Вроде как расплатится. – Йомен поежился. – Уайт хочет конуру для нее сколотить, чтобы на кладбище стояла. Говорит, ночи-то уже холодные, замерзает собака. Только, по-моему, ей не привыкать.
Мейси оглянулась на церковь.
– Пожалуй, вы правы. Ну а мне пора. Передавайте привет соседям. Скажите, я о них справлялась.
– Непременно передам, мисс Доббс. Кстати, раз уж вы в наших краях, наведайтесь на бывший пустырь. Мы там порядок помаленьку наводим. Так, на всякий случай – вдруг Пим вернется?
Мейси направилась к церкви, остановилась напротив участка, где погибли Мартины. Действительно, геронсдинцы скосили бурьян, разобрали обгоревшую кирпичную кладку и разбили клумбы, обложив их камешками. Специальные таблички указывали, какие посажены цветы. Мейси пригляделась, заулыбалась. Если луковицы прорастут, весной здесь будет целое поле тюльпанов. Потом она зашла на кладбище, приблизилась к памятнику павшим на войне геронсдинцам. Среди других имен значился Виллем ван Маартен. Мейси вспомнила о Саймоне, о тысячах юношей, вернувшихся – но искалеченных. «О них забыли», – с горечью думала Мейси. Да, они выжили, но лишь для того, чтобы многие годы влачить жалкое существование, пока смерть не заявит на них права или они по собственной воле не приблизят свой конец. Мейси подняла воротник плаща, двинулась дальше.
Собака, лежавшая на могиле, при приближении Мейси забила хвостом. На минуту Мейси остановилась у могил Джейкоба, Беттины и Анны, отметила, что надгробие теперь гранитное и вместо «Мартин» на нем выбито «Ван Маартен». Что это – очередной жест кающихся геронсдинцев? Или Вебб заказал новое надгробие на свои деньги? Мейси опустилась на колени рядом с собакой, потрепала мягкое ухо, заговорила тихо и нежно:
– Нельзя тебе здесь оставаться, джюклы. Твоя хозяйка не вернется. Она ушла навсегда. Поедем-ка лучше со мной. Ты достаточно времени провела на могиле. Бьюла была бы недовольна твоим упрямством.
Мейси встала, но собака продолжала лежать, хоть и потянулась мордой к человечьей ладони, прося ласки.
– Ладно, джюклы, вот тебе последняя приманка. Знаю я одного человека. Он добрый, он будет заботиться о тебе, пока жив. А ты сможешь заботиться о нем.
Собака не двигалась. Мейси напоследок потрепала ее по холке и пошла прочь с кладбища. Оглянулась на серые тучи. Брызнул дождь, и Мейси почти побежала к машине.
Она успела усесться за миг до того, как дождь превратился в ливень. Стряхнула капли с волос, завела мотор. Уже хотела ехать, глянула в зеркало заднего вида – вдруг из-за поворота выруливает какой-нибудь трактор? – и увидела, что к машине бежит джюклы. Мейси распахнула дверцу пассажирского сиденья. Собака прыгнула внутрь, расселась по-хозяйски.
– Вот и умница. А теперь поехали знакомиться с Фрэнки Доббсом.
Позднее, сидя у огня, Мейси украдкой наблюдала за отцом. Щурясь при свете масляной лампы, тот читал сводки со скачек. Джюклы устроилась у его ног, положила голову к нему на колени, таким способом признавая в нем хозяина. Фрэнки после недолгих колебаний принял ее сердцем и теперь, переворачивая очередной газетный лист, наклонялся, чтобы потрепать собачью холку.
* * *
В грантчестерском доме Линчей Мейси не бывала с пятнадцатого года, с вечеринки в честь Саймона. Отнюдь не надеясь на собственное самообладание, она специально ехала на минимальной скорости, репетировала разговор с Маргарет, старалась предугадать вопросы. Но когда Мейси наконец приехала, Маргарет просто схватила ее за обе руки и повлекла в дом. Здесь было уютнее, чем помнилось Мейси. Впрочем, прежнюю, восемнадцатилетнюю Мейси приглашение подобного уровня напугало бы до такой степени, что и меньший дом показался бы ей настоящим дворцом. Зал, где они с Саймоном танцевали, был достаточно просторным, однако Маргарет провела Мейси в небольшую гостиную окнами в сад.
Темой беседы был Саймон – живой, а не умирающий. Маргарет рассказывала о детстве и юности сына, о его мечтах стать врачом, о решении вступить в Королевский армейский медицинский корпус. Саймон тогда как раз получил диплом. Наговорившись, женщины вышли из дому, отомкнули калитку, что вела в поля и луга. Над равниной поднимался влажный туман, природа в лучах позднего солнца утратила краски и четкие очертания. Все стало размытым, как на старой фотографии с плохим разрешением.