Вин не замедлила движения. Алломант, следовавший за ней по пятам, явно считал себя невидимым. Он держался на безопасном расстоянии и передвигался быстрыми легкими прыжками. Он был хорош, но не великолепен и, без сомнения, являлся рожденным туманом, потому что только рожденный туманом мог одновременно жечь медь и сталь.

Ничего удивительного. Вин предполагала, что, если в Фадрексе есть рожденный туманом, ее прыжки обязательно привлекут его внимание. На всякий случай она не стала жечь медь, позволяя любому рожденному туманом или любой ищейке обнаружить свое присутствие, если им того захочется. Лучше увидеть своего врага, чем позволить ему затаиться в тени.

Стараясь, чтобы это выглядело естественно, Вин ускорила темп – преследователю тоже пришлось двигаться быстрее. Сделав вид, что собирается покинуть город, Вин направлялась в сторону ворот. Створки крепились при помощи массивных железных скоб – две голубые линии, указывающие на них, были яркими и толстыми. Значит, получатся отличные якоря. Чтобы ее не раздавило, Вин разожгла пьютер и, оттолкнувшись от скоб, полетела в обратную сторону.

Тотчас же алломантическая пульсация позади исчезла.

Пролетев несколько кварталов, Вин подтянула себя к ближайшей крыше и замерла в напряженном ожидании. Другой алломант погасил металлы. Интересно, зачем он это сделал? Догадался, что она может видеть сквозь медные облака? Тогда почему следовал за ней с таким безрассудством?

Вин почувствовала озноб. Алломантическая пульсация могла исходить от туманного духа. Он не показывался уже больше года. Во время их последней встречи он едва не убил Эленда, правда сам же и вернул к жизни, превратив в рожденного туманом.

Но самое печальное, Вин так и не поняла, какова же роль духа в происходящем. Он не был Разрушителем – присутствие Разрушителя она ощущала, когда освободила его у Источника Вознесения. Они отличались друг от друга.

«Я даже не знаю, был ли это тот самый дух».

Он исчез так внезапно…

Растерянная и продрогшая, Вин оттолкнулась от крыши и, спешно покинув город, вернулась в лагерь Эленда.

* * *

Еще один, последний аспект манипуляций Вседержителя с культурой представляется весьма интересным. Я имею в виду технологии.

Как уже было сказано, Рашек принял решение использовать архитектуру хленни, что позволило ему создавать большие города. Однако в других областях он подавлял технологическое развитие. К примеру, порох был Рашеку до такой степени неприятен, что все знания о нем исчезли столь же быстро, как и знания о террисийской религии.

По всей видимости, Рашек предполагал, что простолюдины с ружьями будут почти столь же эффективны, как лучники, на обучение которых требовались годы. Поэтому отдал предпочтение лучникам. Чем больше усилий требовалось для того, чтобы вооружиться, тем меньше была вероятность народного восстания. Вот одна из причин, по которым бунты скаа всегда заканчивались провалом.

28

– Ты уверена, что это был туманный дух? – нахмурился Эленд.

На столе лежало незаконченное письмо, нацарапанное на тонком металлическом листе. Эленд решил ночевать в своей каюте на борту баржи, а не в палатке. Там было удобнее, и он чувствовал себя в большей безопасности, когда вокруг были стены, а не холст.

Сидевшая на постели Вин со вздохом обняла колени:

– Не знаю. Я испугалась и убежала.

– Вот и хорошо. – Эленд невольно вздрогнул при воспоминании о том, что с ним сделал туманный дух.

– Сэйзед был убежден, что туманный дух не злой.

– Как и я когда-то. Я ведь сам подошел к нему, уговаривая тебя поверить, что он настроен дружелюбно. Тут он меня и зарезал.

– Он это сделал, чтобы я не освободила Разрушителя, – не согласилась Вин. – Он думал, что, если ты будешь при смерти, я заберу силу и исцелю тебя, а не отдам ее.

– Ты не можешь знать наверняка, какие у него были намерения, Вин. Все это лишь твои домыслы.

– Возможно. Однако он подсказал Сэйзеду, что Разрушитель меняет тексты.

Это, по крайней мере, было правдой. Если, конечно, можно было верить рассказу Сэйзеда. После смерти Тиндвил террисиец сделался немного… непоследовательным.

«Нет, – ощутив укол вины, сказал себе Эленд. – Нет, Сэйзед достоин доверия. Он запутался в вопросах веры, но остался вдвое надежнее любого из нас».

– Ох, Эленд, мы слишком многого не знаем. В последнее время я чувствую себя так, словно моя жизнь – книга, написанная на незнакомом языке. И туманный дух с этим как-то связан.

Эленд изо всех сил пытался отогнать прочь воспоминания о том, как истекал кровью, ощущая приближение смерти. Страшно подумать, что после этого произошло бы с Вин. Он заставил себя вернуться к разговору:

– Если туманный дух пытался помешать тебе освободить Разрушителя, а Сэйзеду предоставил важные сведения, значит он на нашей стороне.

– Пока что. Но туманный дух намного слабее Разрушителя. Я чувствовала их обоих. Разрушитель… огромен. Силен. Он слышит все, что мы говорим, и может присутствовать во многих местах сразу. Туманный дух совсем не такой. Он тусклый, словно воспоминание о былом могуществе.

– Ты по-прежнему считаешь, что он тебя ненавидит?

Вин пожала плечами:

– Я не видела его больше года. Да, я почти уверена, что он не изменился, и раньше я всегда чувствовала исходящие от него ненависть и враждебность. – Она помедлила, хмурясь. – С этого все и началось. Той ночью, когда я впервые повстречала туманного духа, я почувствовала, что туман перестал быть моим домом.

– Уверена, что дух не причастен к тому, что люди умирают и болеют из-за тумана?

– Уверена.

Это прозвучало очень категорично и, с точки зрения Эленда, чуть-чуть поспешно. Нечто призрачное в тумане? Совсем нетрудно предположить, что оно как-то связано с загадочными смертями, которые также происходят в тумане.

Но, разумеется, люди умирали не из-за ранений, а из-за судорожных припадков. Эленд вздохнул, потер глаза. Письмо лорду Йомену осталось незаконченным – он вернется к нему утром.

– Знаешь, – снова заговорила Вин. – Сегодня я пообещала одному человеку, что остановлю пепельные дожди и сделаю солнце желтым.

– Тому информатору?

– Ага.

Они помолчали.

– Не ожидал, что ты признаешь нечто подобное, – сказал наконец Эленд.

– Я же Герой Веков, так? Даже Сэйзед был с этим согласен, пока не начал вести себя странно. Это моя судьба.

– Не та ли «судьба», что заставила тебя взять силу Источника Вознесения и отказаться от нее ради общего блага?