Николич пристально посмотрел ей в глаза. Его собственный взгляд был непроницаем.
— Вы совершенно правы.
— Права?
— Да, в том, что это действительно попахивает безумием. Часто ли бывает в этой жизни, что кто-то входит к вам в кабинет с листком бумаги или картой, которая ведет к давно потерянным сокровищам? — Николич поднялся со стула. — Я ничем не могу вам помочь.
Эбби и Майкл остались сидеть.
— Стихотворение подлинное, если это то, что вас беспокоит, — сказал Майкл.
— У вас есть оригинал?
Майкл кивнул.
— Если вы дадите мне на него взглянуть, то я, наверно, смогу сказать что-то определенное. Кстати, какую организацию вы представляете?
— Мы представляем Евросоюз. — Майкл вынул из бумажника удостоверение служащего EULEX и помахал им перед Николичем. — Я работаю в главном управлении таможенной службы. Мы расследуем незаконную деятельность торговцев антиквариатом, и свиток с этим стихотворением входит в число перехваченных нами древностей.
— Мы полагаем, что там могут быть и другие сокровища, — добавила Эбби. — И хотели бы знать, содержится ли в этих строчках намек на то, что те могут собой представлять.
Николич, не садясь, взял листок бумаги и внимательно его рассмотрел.
— Это слово — signum — вы знаете, что оно значит?
— Знак, — ответил Майкл. — Спасенья знак, что освещает путь вперед…
— Это слово сыграло ключевую роль в жизни Константина. Перед своей великой битвой у Мульвиева моста он якобы увидел в небе светящийся крест и услышал слова «In hoc signo vinces», «сим победиши» или «с этим знаком ты победишь». Вы знаете, что это был за знак?
— Буквы Х-Р, — ответила Эбби.
— Хи-Ро, — поправил ее Николич. — Первые буквы имени Христа по-гречески. Если же посмотреть на него с идеограмматической точки зрения, то Хи — это форма креста, а вставленная в него буква Ро — символ человека.
Эбби тотчас вспомнилось ожерелье, которое теперь лежало под замком в одном из сейфов на Уайтхолл.
— Впрочем, это нельзя назвать настоящей христограммой. Этот знак — так называемая ставрограмма. От греческого слова «ставрос», то есть «крест».
— Понятно.
— Но первоначальная запись о битве при Мульвиевом мосту была сделана по-гречески. Вы знаете, какое слово соответствует латинскому «signum» в греческом языке?
Майкл и Эбби покачали головами.
— «Тропайон». У этого слова много значений. Это может быть трофей или военный мемориал, или штандарт, с которым армия идет в бой.
Очередной пристальный взгляд.
— Вам что-либо известно про боевой штандарт Константина?
— Лабарум? — уточнила Эбби. Помнится, это слово произнес доктор Грубер в музее Трира. — Тот самый знак Хи-Ро, который явился ему во сне? Он превратил его в золотой штандарт, усыпанный драгоценными камнями.
Эбби умолкла, ожидая, что скажет Николич. Но тот лишь сложил на груди руки и смотрел на нее, будто ожидая чего-то большего.
— Вы хотели узнать, какая вещь из эпохи Константина Великого представляет особую ценность? Некое сокровище первостепенного исторического значения, причем утраченное еще много веков назад?
Ага, вот оно!
— А, вы хотите сказать, что стихотворение указывает на лабарум? Тот самый штандарт, под которым армия Константина шла в бой?
— Почему бы нет? — Николич пожал плечами.
— И что с ним стало? — спросил Майкл. — Такие ценности, как правило, не теряются. Византийская империя прекратила свое существование лишь пятьсот лет назад. Разве он не в музее?
— А вы считаете, что если вещь исторически важна, то люди непременно пытаются ее сохранить? Даже гробница Константина в Стамбуле, и та не сохранилась. Когда турки завоевали Константинополь, они разрушили мавзолей императора, который располагался в церкви Святых Апостолов, и построили на его месте мечеть.
С этими словами Николич повернулся к карте на стене и пальцем провел линию через все Балканы, от Адриатического моря к Черному.
— Этот регион был пограничным на протяжение почти двух тысяч лет. Александр Великий? На востоке и на юге его империя простиралась до Индии и Египта. Но на севере и западе она протянулась через Косово. Римская провинция Мёзия — современная Сербия — словно мячик перелетала от восточных императоров к западным. Когда же в 476 году Западная империя пала, крепость Сингидунум — нынешний Белград — осталась стоять на пути полчищ варваров, наступавших с другого берега Дуная.
Затем были османы, затем Австро-Венгрия, затем Югославия и Советский Союз. Вы знаете, почему в девяностые мы сражались в Хорватии? Потому что они, хорваты, — западные католики, а мы восточные православные. Тяжкое наследие одиннадцатого века, расколовшего христианский мир пополам. Граница всегда означает войны. И представьте себе — многое теряется безвозвратно.
Николич снял с полки книгу и перелистал ее страницы.
— Это византийское повествование о жизни Константина Великого, датируемое девятым веком. Дав описание лабарума и его применения в битве при Мульвиевом мосту, автор говорит: «Он существует и по сей день, и хранится как величайшее сокровище в императорском дворце, потому что, если городу будет угрожать любой враг или любое зло, его сила непременно их победит».
— Но это было, — Майкл быстро подсчитал в уме, — тысячу двести лет назад. А что с ним произошло с тех пор?
— Константинополь был разграблен в 1204 году участниками Четвертого крестового похода. Многие сокровища были тогда утрачены или спрятаны. Некоторые привезены крестоносцами в Венецию. Византии удалось вернуть себе город, однако в 1453 году он пал, на сей раз окончательно, под ударами турок. Все ценное, что еще оставалось в городе, попало к ним в руки.
— Значит, он может быть или в Венеции, или в Стамбуле, или же просто спрятан где-то еще?
— Венецию разграбил Наполеон, Париж — нацисты, Берлин — русские. Москву грабил любой, у кого были деньги, — Николич печально улыбнулся. — Sic transit gloria mundi. Или же, если вы позволите мне перевести эту фразу как профессиональному историку, «дерьмо случается».
Из динамика компьютера раздался звон колокольчика.
— Мне пора на лекцию. Простите, но я вам больше ничем не могу помочь.
Майкл и Эбби вышли на улицу. У тротуара стояли троллейбусы. Сгрудившись у дверей, их водители устроили перекур. Майкл посмотрел на часы.
— Будем надеяться, что Грубер скажет нам больше.
Константинополь, май 337 года
Я спешу по переулку, затем сворачиваю на широкую улицу, вдоль которой протянулась вереница платанов. Сейчас это только саженцы, но в один прекрасный день их тень будет спасать улицу от летнего зноя. Если, конечно, город доживет до этих времен. По всей империи разбросаны недостроенные города, символы тщеславия разных императоров. Я видел их все — Фессалоники, Никомедию, Милан, Аквилеи, Сирмум. Даже Рим окружен кольцом ипподромов, которые ни разу не видели скачек, и мавзолеев, чьи хозяева нашли свой последний приют в других местах. Интересно, захочет ли новый император жить в городе, названном именем его предшественника?