— Мужчины тоже делятся на любовников и мужей, — сказала Урсула. — Но почему нельзя быть и тем, и другим?
— Одно исключает другое, — рассмеялся Беркин.
— Тогда я выбираю любовника, — воскликнула Урсула.
— Нет, только не ты, — возразил Беркин.
— Любовника! Выбираю любовника! — восклицала она.
Беркин целовал ее и смеялся.
Спустя два дня Урсула собралась забрать свои вещи из дома в Бельдовере. Переезд состоялся — семья покинула дом. Гудрун жила на квартире в Уилли-Грин.
Родителей Урсула не видела со дня своего замужества. Она пролила много слез из-за разрыва, однако не видела никакого смысла в примирении! Как бы то ни было, домой она не вернулась. Ее вещи просто оставили в доме, и вот теперь ей в обществе Гудрун предстояло забрать их.
День был ветреный, небо окрашено красным. Подойдя к дому, сестры увидели темные, пустые окна — покинутое жилье производило пугающее впечатление. Опустевший, без мебели холл наполнил их сердца холодом.
— Я не решилась бы войти сюда одна, — призналась Урсула. — Меня страх пробирает.
— Урсула! — воскликнула Гудрун. — Разве не удивительно? Ты жила здесь и ничего подобного не чувствовала! И как я могла прожить здесь больше дня, не испытав этого ужаса? Непостижимо!
Они заглянули в большую столовую. Просторная комната показалась им хуже тюремной камеры. На широких окнах в эркерах не было штор, на голом полу резко выделялись границы между темной и светлой полировкой. На выцветших обоях обозначились темные места, где стояла мебель или висели картины. Стены выглядели сухими, тонкими, неосновательными, светлый настил тоже выглядел хлипким — с искусственным черным плинтусом. Ничто здесь не вызывало никаких чувств — то было просто огороженное место, лишенное смысла, что особенно подчеркивали оклеенные обоями стены. Где они — на земле или болтаются между небом и землей в картонной коробке?
— Подумать только, ведь мы здесь жили! — сказала Урсула.
— Страшно представить, — отозвалась Гудрун. — Кто же мы такие, если выросли здесь?
— Ужас! — не выдержала Урсула. — Действительно ужас!
Она обратила внимание на лежавшие у каминной решетки обгоревшие номера «Вог», с женщинами в вечерних платьях на обложках.
Сестры перешли в гостиную. Еще одно безжизненное помещение — ни ценности, ни смысла, только невыносимое ощущение бумажного заточения в небытии. Кухня выглядела более основательно — из-за красной плитки на полу и плиты, но там было холодно и неуютно.
Шаги сестер гулко раздавались на пустой лестнице. Каждый звук эхом отдавался в их сердцах. Громко топая, они прошли по такому же пустому коридору. У стены напротив комнаты Урсулы были свалены ее пожитки — чемодан, корзинка с принадлежностями для рукоделия, книги, жакеты, шляпная коробка, вся эта груда вещей казалась заброшенной и жалкой среди повсеместной сумрачной пустоты.
— Веселенькое зрелище, а? — сказала Урсула, глядя на брошенные вещи.
— Да уж, — протянула Гудрун.
Сестры энергично принялись за работу — перетаскивали вещи к входной двери. Вновь и вновь возвращались они в пустой, наполненный гулким эхом дом. Все вокруг издавало какие-то несерьезные, бессодержательные звуки. Находящиеся в глубине дома пустые, невидимые комнаты излучали почти непристойные флюиды. Схватив последние оставшиеся вещи, сестры почти бегом выбрались на улицу.
Но снаружи было холодно. Женщины ждали Беркина — он должен был приехать на автомобиле. Им пришлось вернуться в дом и подняться по лестнице в спальню родителей, откуда было видно дорогу и мрачный закат, в котором красные полосы чередовались с черными.
Они сидели у окна, ждали и машинально оглядывали родительскую комнату — пустую и настолько бесцветную, что становилось страшно.
— Да, эту комнату невозможно назвать священной, правда? — вырвалось у Урсулы.
Гудрун медленно обвела взглядом спальню.
— Немыслимо, — сказала она.
— Иногда я думаю об их жизни — отца и матери, их любви, супружестве, о нас, детях, нашем воспитании… хотела бы ты, Рун, прожить такую жизнь?
— Нет, Урсула.
— Все кажется таким ничтожным — эти две жизни, какой тут смысл? По сути, если б они не встретились, не поженились, не жили вместе — это не имело бы никакого значения, разве не так?
— Да, но точно ничего не известно, — ответила Гудрун.
— Конечно.
— Если б я знала, что и моя жизнь будет такой же, я бы сбежала. — Гудрун помолчала. — Кстати, никто не рассчитывает прожить заурядную жизнь — ни один человек, — продолжала она. — У тебя, Урсула, все по-другому. Ты с Беркином будешь вне этой суеты. Он особый человек. Но с обычным человеком, чья жизнь привязана к одному месту, брак невозможен. Наверное, существует — и действительно существует — множество женщин, которые стремятся к такому браку и не могут представить себе ничего лучшего. А вот я при одной только мысли об этом схожу с ума. Нужно быть свободной — вот что самое важное. Можно лишиться всего, но не свободы. Нельзя стать миссис Пинчбек-стрит, 7, или Сомерсет-Драйв, или Шортлендз. Ни один мужчина не заслуживает такой жертвы, ни один! Выйти замуж можно за вольного стрелка или за товарища по оружию, за Glücksritter [116] . Связываться с человеком, занимающим положение в обществе, невозможно, просто невозможно!
— Какое красивое слово — Glücksritter! — заметила Урсула. — Звучит намного лучше, чем авантюрист.
— Да, правда? — сказала Гудрун. — С Glücksritter я переверну мир. Но дом, истеблишмент! Только представь себе, Урсула!
— Понимаю, — согласилась Урсула. — У нас уже был один дом, с меня хватит!
— Вполне хватит! — подхватила Гудрун.
— «Маленький серый домик на западе» [117] , — иронически процитировала Урсула.
— Звучит довольно уныло, — жестко отрезала Гудрун.
Их прервал шум автомобиля. Приехал Беркин. Урсула так и засветилась счастьем — все, связанное с серыми домиками на западе, вдруг перестало ее интересовать.
Они услышали, как внизу в холле щелкнули его каблуки.
— Привет! Вы здесь? — крикнул он, и от его голоса дом ожил. Урсула улыбнулась про себя. Даже он почувствовал себя здесь не в своей тарелке.
— Привет! Мы здесь! — отозвалась она. Было слышно, как он взбегает по лестнице.
— Похоже, здесь обитают призраки, — сказал Беркин.
— В таких домах не бывает привидений — у них нет лица, привидения обитают в домах с яркой индивидуальностью, — возразила Гудрун.