– Петька, зарево!
Генка беспокойно ворочается во сне, открывает глаза и сразу вскакивает:
– Горит!
– Петька, буди ребят!
Через минуту весь отряд собирается на опушке леса. Под высокой, обрывистой опушкой проходит шоссе. Отсюда далеко видны колхозные поля. Небо охвачено огнём; за полем, на расстоянии километра, бушует пламя.
– Село! Село горит! Эсэсовцы жгут село! – шёпотом говорят ребята.
– Проклятые! Проклятые!
В тишине прорывается гневный голос Генки:
– Жгите, жгите, гады! Попомнится вам моя земля!
* * *
На последней ночёвке перед Макаровкой снова стоит на посту Васёк. Неровный свет луны пробегает по худым, измождённым лицам его товарищей.
– Гена… моя мама будет любить тебя, как родного, – слышится в темноте шёпот Севы.
– Одна у меня матерь – Украина. Не сирота я, – угрюмо отвечает Генка. – Спи.
– Девочка! Девочка!..
Хроменькая Фенька прижимает к плетню острое личико и смотрит на дорогу.
– Девочка! Это свои, не бойся!
Из кустов осторожно поднимается рыжий мальчик. У него тёмные, запавшие щёки и синие глаза с лихорадочным, голодным блеском. Он протягивает через плетень худую руку:
– Послушай, девочка…
Фенька боязливо отступает назад.
– Нема хлиба, зараз картошки вынесу, – бормочет она, поворачиваясь, чтобы бежать в хату.
– Нет, нет! Подожди, подожди, девочка! Иди сюда!
Фенька останавливается. Мальчик оглядывается на дорогу и тихонько спрашивает:
– Знаешь Мирониху?
Фенька кивает головой.
– Послушай! У неё есть девочки. Это наши. Вызови их, скажи – Трубачёв пришёл.
– Московские? – шёпотом спрашивает Фенька.
– Да, да! Знаешь ты их?
– Знаю.
Фенька пытливо смотрит на мальчика и боком перелезает через плетень:
– Они тут, на поляне. До Вали пошли. Пойдём – покажу!
Она, прихрамывая, бежит по тропинке; Васёк едва поспевает за ней.
– Подожди немножко… Я не один, я с товарищами! – говорит Васёк.
Из кустов один за другим выходят ребята. Бобик рвётся из рук Пети Русакова и тихо рычит.
Фенька останавливается. В глазах её мелькает беспокойство.
– Вон они, за оврагом… на поляне, – быстро говорит она и, повернувшись, бежит назад.
– Девочка! Девочка! Не бойся! – кричит ей вслед Васёк. – Это свои!
Но Фенька не оглядывается.
– Испугалась нас! – вздыхают ребята. – Что же делать теперь?
– Ничего, сами найдём! Тут близко – на поляне где-то…
Мальчики спускаются в овраг, карабкаются наверх, потихоньку советуются:
– Может, лучше к Миронихе идти?
– Где тут поляна? Лес начинается уже…
– Жаль, испугалась девочка. Она бы показала.
– Эй, хлопцы, куда пошли? – вынырнув из густой травы, машет рукой Фенька. – Налево идите! За дубами тропинка будет. Чуете?
– Чуем! Чуем!.. Иди сюда!
– Не тронем мы тебя!
– Эх, ты, проводила бы!
Фенька мотает головой:
– Сами найдёте – за дубами!
– Пошли! – говорит Васёк.
На пригорке – широкостволые, старые дубы. Ребята насторожённо и радостно улыбаются. На их лицах – нетерпеливое ожидание встречи. За дубами неожиданно открывается светлая лесная поляна. Солнце косыми лучами падает на траву.
Под молодой берёзкой, у свежей насыпи, покрытой сорванными полевыми цветами, прижавшись друг к другу, сидят две девочки. Они сидят под одним платком, подобрав под себя босые ноги. Лёгкий ветер пробегает по поляне. На берёзе бьётся тонкая дощечка…
Васёк ещё издали видит двух девочек и свежую насыпь под берёзой. Сердце у него падает. Ребята в смятении останавливаются за его спиной.
– Кто-то умер… – хриплым шёпотом говорит Васёк, не двигаясь с места.
Лида Зорина быстро поднимает голову, платок скользит с её плеч; она вскакивает, в упор смотрит на Васька остановившимися чёрными глазами, потом с криком протягивает вперёд руки:
– Нюра! Нюра! Трубачёв пришёл!
Нюра бросается к подруге, обнимает её за шею, и обе они громко плачут. Мальчики, тяжело волоча ноги, боязливо подходят к насыпи. На берёзе сиротливо бьётся дощечка. На дощечке – короткая, скупая надпись:
ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕНЫ
УЧИТЕЛЬНИЦА МАРИНА ИВАНОВНА
И ШКОЛЬНИЦА ВАЛЯ СТЕПАНОВА
Нюра падает на сорванные цветы, обнимает тоненький ствол берёзы:
– Валечка! Валя! Трубачёв пришёл!
– Куда же вы пойдёте одни? Вы ж дети… – качая головой, говорит Мирониха.
Трубачёв молчит. Глаза у него слипаются от усталости и сытой пищи. Ребята тоже размякли. Петька, широко раскрыв рот, спит сидя. Сева давно уже лежит на скамейке. Одинцов, подперев рукой голову, дремлет над своей миской. Ему жалко отодвинуть миску, хоть она и пустая. Генка ест медленно, подставляя под ложку кусок хлеба и бережливо собирая крошки. Мазин, умильно глядя на Мирониху, просит вторую миску борща.
– Нельзя, Мазинчик, нельзя, – уговаривают его девочки. – Нельзя тебе сразу много есть… Ты можешь заболеть.
– Нельзя, нельзя, дети мои! – строго говорит Мирониха, убирая от Мазина пустую миску. – Сегодня уж так, а завтра я вам целый чугун борща наварю!
Маруська с жалостливой усмешкой в глазах подолгу смотрит на каждого из ребят и время от времени громко говорит:
– Дайте ж им хоть трохи покушать, мамо!
Мирониха со вздохом стелет на пол сенник:
– Ложитесь спать, хлопцы. Треба огонь тушить, а то как бы полицаи не завернули до нас. А завтра где-нибудь я вас пристрою. Может, на Жуковку до сторожа сведу…
«Завтра… завтра…» – бессильно склоняя голову на подушку, думает Васёк. Ребята падают рядом с ним; девочки отдают им свои простыни, одеяла. Спящего Петьку укладывает Мазин.
«Эх, Валя… Валя Степанова!" вспоминает Васёк. Откуда-то, из самого краешка глаза, выбегает слеза и мокрым пятнышком расползается по подушке. Острая тоска схватывает за сердце, тревога отгоняет сон. Васёк видит перед собой весь утомительный путь, который они прошли. Лес, лес, лес… Где же Митя? Идёт ли он по их следам, знает ли он, что случилось с ними в селе? Зачем пойдёт он на пустую мельницу? А следы их и дорожные знаки начинаются только оттуда!