Почему не опросили в фирме всех? Так Ленка настояла, чтобы разговор состоялся в управлении. А он что? Перечить ей, что ли, станет?
– Так вы поехали сразу домой, Николай Алексеевич? Или нет? – подсказал ему Грибов варианты ответа.
– Или нет, – выдохнул с трудом Бобров. – Я поехал на дачу, где хотел переночевать, потом передумал и вернулся домой. Часов в девять вернулся.
– Да? Странно… – Грибов снова задумался до глубоких морщин на лбу.
– Что странно? Ну, что странно-то?! – взорвался Бобров.
– Минут двадцать назад вы сказали, что провели весь вечер дома, а теперь говорите, что на дачу сначала завернули. А что там не остались? Да, и кто-то может подтвердить ваши слова?
– А с какой это стати мои слова должен кто-то подтверждать?
Бобров потянул вниз узел галстука, тот легко поддался, сегодня ведь не Ритка ему его повязывала, а он сам. Он сам! Он много чего сам… натворил! Теперь вот сидит и потеет перед этим наглым малым, который ему словесные сети плетет второй час.
– Понимаете, Николай Алексеевич, – мягко начал Грибов, – мы сейчас пытаемся по минутам воссоздать тот самый день, когда предположительно погиб начальник вашей службы безопасности. Пока мы занимаемся только этим.
– С какой стати тогда вас интересует то, где я провел остаток дня?
– А с такой стати, Николай Алексеевич, – чуть строже и жестче продолжил Грибов, – что, возможно, вы виделись с Чаусовым в тот день еще раз, но по какой-то причине не желаете мне об этом говорить.
– Все это ваши домыслы, – отмахнулся Бобров, а внутри тут же все задрожало и съежилось.
Господи, если они узнают!..
Если только смогут догадаться, что он с Чаусовым в тот вечер не только встретился, но и…
Ему тогда конец! Его просто посадят без суда и следствия, которые могут тянуться бог знает сколько! Грибов этот станет размножать папки с показаниями свидетелей и заключениями экспертиз всяких разных, а Бобров будет в это время сидеть на нарах. И там уж позаботятся о том, чтобы он жиром не обрастал.
Господи! Какой же он дурак!!! О чем он вообще думал, засматриваясь на свою секретаршу?! Далась она ему! Мало ли баб красивых?! Да пруд пруди, только свистни! Нет же, ему Викторию подавай. Сначала слежку эту идиотскую за ее мужем устроил. Потом, когда тот скончался, решил Чаусова со своего пути устранить.
Устранил? Молодец! Теперь вот либо ври до конца, и ври грамотно. Либо правду выкладывай, в которую никто и никогда не поверит. Почему? Да потому что грязная она – правда эта. Очень дурно воняет, и верить в нее поэтому никому не захочется.
– Нет, я не видел в тот вечер Ивана, – ступил на скользкий путь лжи Бобров, будто и правда с крыши прыгнул. – Я поехал сначала домой, потом по дороге передумал, свернул в дачный поселок. Приехал туда. Походил по дому. Разумеется, меня никто не видел, потому что подъезд к дому автономный, соседям не виден. И я свое появление там никогда не афиширую. У нас это не принято, знаете ли… Света в доме я не зажигал и… Потом вернулся в город, домой. Жена может это подтвердить.
– Хорошо, если потребуется, – миролюбиво закивал Грибов.
Давить и дожимать Боброва он побаивался. Дядя серьезный. Кто знает, какие люди за ним стоят. Как начнут звонить со всех вышестоящих уровней, от Грибова мокрого места не останется. Надо аккуратно, без напора. А насчет дачи…
А на дачу Боброва Грибов сегодня сам отправится и с соседями потолкует. Если там хоть парочка дачников пенсионного возраста обретается, то мимо них комар не проскочит, не то что Бобров.
– И на кой черт тебе эта дача далась, Толя?
Елена Ивановна устало качнула головой, переместила ноги с пола на низенькую табуреточку, распрямляя колени, и с шумом отхлебнула из большой зеленой чашки.
Рабочий день закончился у них пять минут назад. Фомин выскользнул из кабинета тенью, только на часах восемнадцать ноль-ноль протикало. А Грибов с Еленой все не уходили.
– Дача-то, Аль? Так врет Бобров этот.
– С чего ты взял?
– Чую я, что врет он! – Грибов с грохотом поставил опустевшую чашку на стол, начав раскачиваться на стуле. – Все с него началось, поверь мне, Аля. Сначала он влюбился в Викторию, а потом…
– Потом он заставляет Чаусова следить за ее мужем, затем каким-то образом заставляет этого мужа всунуть голову в петлю. После, желая избавиться от единственного свидетеля своих деяний, сует Чаусова в багажник его автомобиля, вывозит за город, обливает машину бензином и поджигает. – Лена поджала скептически губы и замотала головой. – Все бы было так просто, Толя!
– Хочешь сказать, что Бобров не причастен… – Он обиженно вытаращил на нее глаза. – Но он же врет!
– Может быть…
– Почему врет?!
– Разве мало может быть причин? – Она украдкой глянула на часы на запястье, едва слышно присвистнула и засобиралась. – Может, он и правда с Викторией этой любовь крутит, потому и боится, что все тайное станет явным. У него ведь семья, положение в обществе!
– Станет он из-за глупого романа рисковать свободой? – не поверил ее аргументам Грибов, кладя ноги на стол. – Жена простит в случае чего. Общество пожурит, ну, покуражится. Да и кого сейчас удивишь любовной связью на стороне, Аль? У каждого приличного женатого мужика на стороне любовница.
– Да?! – Она резко остановилась возле двери и обернулась на него с пальто в руках. – И у Сашки моего, думаешь, тоже любовница?
– У Сашки! Сашка, он… Он такой один, Аль!
– Вот и я о том же, Грибов. – Она погрозила ему кулаком и тут же начала поспешно натягивать на себя пальто, приговаривая: – У Боброва знаешь какая репутация? Я тут сегодня справки навела. Кое с кем из его сотрудников переговорила, пока ты из него жилы тянул, так вот, его смело можно причислить к лику святых.
– Репутация! Мало разве примеров, когда человек с безупречной репутацией оказывается по нескольку лет в розыске?
– Это не тот пример, поверь. И прекрати таскаться со своей Викторией как с писаной торбой. Ты ведь к Боброву почему прицепился, а, Толя? Я же вижу, не дура. – Она снова прикрыла дверь кабинета, хотя за минуту до этого уже готова была выйти наружу. – Ты потому к нему прицепился, что мешать он тебе станет, если что.
– Да ты что, Аль, в своем уме! – заорал Грибов так, что у Елены глаза испуганно округлились и дверь она еще плотнее прикрыть поспешила. – Когда это я личное путал с работой?! Когда?!
– Никогда, – согласно кивнула начальница, но перед тем как выйти, все же не удержалась от ехидства: – Но это все потому, думаю, что у тебя и личного-то пока никакого не было…
Адрес дачного поселка Грибов узнал у Виктории еще днем. И на месте убедился, что никакого автономного подъезда к воротам дачи Боброва не было. Грибов даже не поленился и вокруг участка дважды промаршировал. Не было задних ворот, даже калитки не имелось. И попасть на свой участок Николай Алексеевич мог, лишь проехав мимо двух соседних домов, окна которых сейчас были ярко освещены.