Когда же лунный свет выхватил наши тела, напрочь лишенные каких бы то ни было признаков одежды, Кирилл приподнялся на локте и, как подобает порядочному мужчине, серьезно спросил:
— Ты ни о чем не пожалеешь?! Я еще могу остановиться!..
— А я нет! — почти прокричала я, увлекая его на себя. — Я хочу тебя! Как никого и никогда не хотела!
Не знаю, поверил ли он последнему моему утверждению или нет, но больше вопросов не задавал…
Какой-то скрип, внезапно раздавшийся из глубины квартиры, заставил меня проснуться и приподнять голову от подушки.
— Кирилл! — прошептала я в темноту.
В ответ — тишина…
Я протянула руку и потрогала место на кровати рядом с собой. Оно было пустым, но еще хранило тепло человеческого тела.
— Что он там делает в темноте? — тихо пробормотала я, нашаривая тапочки и выходя в коридор, длинной кишкой тянущийся через всю квартиру. — Может быть, опять свет отключили?
Мое предположение оправдалось. Дважды щелкнув выключателем, я по-прежнему осталась в кромешной темноте.
«Сейчас я его напугаю!» — мелькнула шальная мысль в моей несерьезной голове.
Прижав ладонь ко рту, чтобы, не дай бог, не захихикать, я осторожно двинулась на шорох в надежде застать своего любимого врасплох.
И я его застала…
Он стоял на стремянке и открывал дверцы антресолей.
— Ах, ты! — задохнулась я, холодея от догадки. — Что тебе там нужно?!
Кирилл стоял, опасаясь шевельнуться, и молчал. Я подлетела и принялась колотить его по ногам, больше причиняя боль себе.
— Гадина! — сквозь слезы вырывалось у меня. — А я-то думала, что нравлюсь тебе! Ты обманул меня!
Отчаянно всхлипнув, я принялась тянуть его за брюки вниз.
— Уже и одеться успел! — прорыдала я.
Это была моя последняя фраза, потому что старая стремянка жалобно затрещала и рухнула на меня всей своей тяжестью и вместе с тяжестью стоящего на ней человека.
От дикой боли я задохнулась и в следующее мгновение потеряла сознание.
Я перевернулась и громко застонала. Открыв глаза и непонимающе обведя вокруг взглядом комнату, я попыталась приподняться, но тут же дикая боль пронзила лодыжку. В темноте проведя по ней рукой, я обнаружила, что нога сильно распухла и отказывалась слушаться.
«Неужели я сломала ее? — испугалась я, лежа одна в полумраке прихожей. — Вот так и умру здесь, на полу, никому не нужная…»
Я едва не задохнулась от жалости к себе, вспомнив о вероломстве моего новоиспеченного любовника. В том, что я влюбилась в него, я не сомневалась ни минуты. Со мной такого не случалось со школьных времен. Невзирая на мое легкомыслие и так называемый бзик в отношении красивых мужиков, я очень долго держала дистанцию. Им приходилось изрядно попотеть, прежде чем я на что-то решалась. Кирилл же пленил меня с первого взгляда. С той самой встречи, на лестнице…
Припомнив эту встречу, я опять расстроилась. Что он мог делать в нашем доме в столь позднее время? А ведь именно в тот вечер погибла Валентина.
«А выстрел у универсама! — назойливо шепнул мне внутренний голос. — Опять случайность, что он оказался поблизости?..»
Я горько заплакала…
Неизвестно, сколько бы продолжались эти душевные терзания, но мне стало вдруг холодно. Что и говорить, лежать на полу в чем мать родила — занятие не из приятных, поэтому я кое-как доползла до комнаты. С трудом взобравшись на диван, я взяла телефонную трубку и набрала 03.
Словоохотливый дежурный, внимательно выслушав мои жалобы, пообещал подъехать через пару минут. Я заковыляла в ванную, сорвала с вешалки халатик; плотно запахнувшись в него, уселась на табуретке у двери и принялась ждать обещанной помощи.
Очевидно, понятие о времени у дежурного несколько отличалось от моего, потому что «Скорая» подъехала лишь спустя сорок минут. Все это время, невзирая на боль в ноге, я боролась с искушением подставить табуретку к открытому зеву антресолей и посмотреть, успел ли поживиться мой возлюбленный.
Как оказалось впоследствии, сделать этого он не успел…
С перемазанной йодом ногой я сидела на диване и с умилением наблюдала за умелыми руками молодого врача. Следует заметить, что, тронутый моей признательностью, он превзошел самого себя. Вправив мне лодыжку и наложив тугую повязку, он не забыл обработать мои ссадины и синяки, заработанные при падении.
— Спасибо!.. — выдохнула я, тепло улыбаясь. — Уж не знаю, как вас и благодарить!
— Работа у нас такая… — зарделся он от смущения. — Как же это вас так угораздило?
— Полезла на антресоли, — начала я. — Стремянка сломалась, я и полетела вниз.
— Что же, попросить было некого? — удивился он.
— Нет, — печально изрекла я.
— А может, я могу чем-нибудь помочь? — предложил доктор.
Я обрадованно вскинулась и принялась объяснять, что и где нужно достать.
Уже стоя у двери и прижимая к груди газетный сверток, я без устали бормотала слова признательности. Очевидно, с последним я переборщила, потому что, потоптавшись на пороге, он неожиданно брякнул:
— А может, встретимся завтра?..
Мысленно застонав, я принялась вдохновенно врать о том, что уже обещала завтрашний вечер одной из своих подруг. Если доктор и обиделся, то не подал вида.
Захлопнув дверь и проковыляв в гостиную, я положила в центр стола злополучный сверток и пристально на него уставилась.
— Что же там такое?.. — бормотала я вполголоса, разглядывая его со всех сторон.
«Чем гадать и мучиться — взяла бы и посмотрела!..» — прошептал изнутри гаденький внутренний голосок.
— Нет!.. — шарахнулась я от стола. — Меньше знаешь — лучше спишь!
Запрятав сверток подальше, я улеглась и проспала большую часть дня.
Разбудило меня яркое солнце, беспрепятственно блуждающее по подушке.
— Опять шторы не задернула, — пробурчала я спросонья и тут же поскучнела, вспомнив, при каких обстоятельствах вчера укладывалась спать.
Мрачное течение моих мыслей было прервано настойчивым стуком в дверь.
— Сейчас!.. — громко крикнула я, хромая к выходу, и уже тише добавила: — Кто же это такой нетерпеливый?..
Нетерпеливыми оказались мои подруги. Обнявшись, они стояли на пороге и смотрели на меня полупьяными глазами.
— Ну, и что это должно означать? — фыркнула я ревниво. — Где подзависли?
— Сказать — не поверишь! — хихикнула Ксюха.
— А ты скажи! — буркнула я неприветливо, пропуская их в прихожую.