Наверное, он умрет.
Вздохнув, Джек пошел к Тарику, поклявшись себе больше не думать о Лорелее и о том странном чувстве, которое она в нем разбудила.
В течение нескольких часов Лорелея делала в блокноте наброски каюты пирата, дожидаясь, когда он придет. Потом ей это надоело. В его отсутствие она не могла даже начать работу, потому что не знала, в какой позе захочет его писать.
Она походила взад-вперед, потом села к столу. Час назад она сделала попытку подняться наверх, но Кейси ее остановила, сказав, что Лорелея ничем не может помочь раненым. Она попробовала спорить, желая поухаживать за страждущими, но Кейси была не из тех, кому можно противоречить.
Поддавшись на ее уговоры, она вернулась в капитанскую каюту и опять принялась расхаживать, пока ей это не надоело. Лорелея со вздохом подперла голову руками и полистала бортовой журнал, который пират заполнял утром. На одной странице мелькнули цифры, и она стала читать.
«3 ноября 1777 г. 1000 кусков в одну восьмую выплачено Саймону Платту за верность, 800 восьмушек выплачено Роберту Джеригу за то же...»
Лорелея нахмурилась. Джек награждает своих людей за верность? Как странно. Она не находила в этом смысла, пока не перелистнула несколько страниц.
«14 апреля 1778 г.
Стоянка на Барбадосе. Подслушал, как трое разговаривали с Саймоном Платом, и он им сказал, что потерял ногу, когда сбежал от меня. Что я прибил его к мачте и отрубил ногу, чтобы он истек кровью на горящем корабле. Платт сказал, что дерево треснуло, и ему удалось освободиться, и что выжил только он один. Послать Моргану 800 кусков для выплаты Платту за хорошо проделанную работу. Это несколько успокоит моих преследователей. Надо будет упомянуть об этом деле в следующем порту...»
Лорелея была удивлена. Крайне заинтересованная, она стала старательно просматривать записи и в процессе чтения обнаружила массу интригующих сведений о капитане Черном Джеке. В том числе причину, по которой он позволил Моргану подобрать моряков с испанского корабля.
– Черный Джек, да у тебя сердце полно жалости к людям, – выдохнула она.
Это было действительно так! Согласно журналу, он поровну делил добычу между своими людьми, а также голосованием устанавливал, как вести дела на корабле и сколько времени в году проводить в море, прежде чем отправиться домой, на маленький остров в Атлантике, где у многих оставались жены, не желавшие плавать вместе с ними. А если кто-то погибал, его семье ежегодно выплачивалась сумма, достаточная для жизни.
В журнале были также подробности далеко не дружественных стычек и случаи, когда приходилось наказывать отдельных членов команды, но это всегда было справедливо, и пират не делал ничего такого, чего не сделал бы в подобной ситуации военный командир.
Но особое внимание Лорелеи привлекло то, как он развлекал офицеров ограбленного корабля. Она прочла, что однажды разгрузка британского корабля заняла у них неделю и на все это время офицеров обеспечили музыкой и питанием.
Как это может быть?! Но зачем бы ему писать ложь в бортовом журнале? Она услышала шаги. Быстро захлопнув журнал, она положила голову на стол и притворилась, что спит.
Дверь открылась, вошел капитан. Лорелея подняла голову и увидела, что он бледен, а его рубашка в крови. Она вскочила на ноги:
– Что с вами?
Он посмотрел на нее, и она поняла, что он забыл, что она в его каюте.
– Я в полном порядке, – сказал он, подошел к навесному шкафчику возле кровати, достал бутылку рома и сделал большой глоток.
Он вовсе не был в порядке, Лорелея это видела. Случилось что-то такое, что его потрясло. Она испугалась и пришла в замешательство, ведь он всегда был таким уверенным и расчетливым.
А сейчас перед ней был страшно уязвимый Черный Джек.
– Что случилось? – спросила она.
Он сделал еще один глоток и поставил бутылку на место. Не обращая на нее внимания, открыл сундук и вынул свежую рубашку. Когда он снял с себя рубашку, Лорелея разглядела многочисленные шрамы, особенно на спине. Никогда в жизни она не видала ничего подобного. Один длинный след на спине выглядел как ожог, другие были шрамами от пуль или ударов сабли, не говоря о повязке, которую он все еще носил под рубашкой на плече после подлого выстрела Джастина ему в спину.
Джек переоделся и сунул грязную рубашку в полотняный мешок, потом глубоко вздохнул и повернулся к ней.
– Томми потерял левую руку, – сообщил он.
– Томми?
– Да, тот пожилой моряк, который утром приносил вам краски. В него попал осколок шрапнели.
– С ним все будет хорошо? – спросила она.
– Сомневаюсь. Это очень опасное ранение. – Он сжал зубы.
Ей мучительно хотелось погладить его по лицу, чтобы смягчить горе, но он не такой человек, с которым нянчатся женщины, скорее всего он сочтет ее попытку жестом покровительства.
– Мне очень жаль, – сказала она.
– Неужели? – ядовито спросил он. – Будь ваша воля, вы бы изжарили всех нас на медленном огне.
– Это неправда!
– Неправда?
И она впервые поняла, что это действительно неправда, она не хотела зла этому человеку за то, что он с ней сделал. Да он ничего и не сделал, он только дразнил ее и совсем чуть-чуть помучил – ничего такого, за что следовало бы отнимать у него жизнь, не говоря уж о его команде.
Он пират, напомнила она себе. Ну ладно, пират, но совсем не такой, каким она себе представляла пиратов. Настоящий пират отрубил бы человеку руку и смеялся, а этот стоит перед ней, потрясенный горем.
– Неправда, – с жаром повторила она, – я вам уже говорила, что не люблю, чтобы люди страдали.
– Говорили. – Он подошел к мольберту, взял кисть и большим пальцем провел по щетине. – Я сейчас недостаточно хорошо себя чувствую, чтобы сидеть и позировать. Возможно, позже.
По непонятной причине Лорелее не хотелось уходить. Улыбнувшись, она вздохнула:
– Почему каждый раз, когда я хочу кого-нибудь рисовать, все так говорят? Теперь я знаю, почему люблю рисовать фрукты: они не могут встать и уйти.
Джек смотрел, как она уходит. Он ничего так не желал, как остаться один, но и не хотел, чтобы она уходила. Впервые он почувствовал, что она с ним не борется, не осуждает.
«Вот уйдет она, и что ты будешь делать? Сидеть и хандрить по случаю того, что из-за тебя пострадал человек? Ты не мог это остановить. Ты лез из кожи вон, чтобы такого не случилось, а в том, что произошло в бою, нет твоей вины».
Он это знал, но ему было больно, еще больнее было от мысли, что Лорелея уйдет.
– Подождите.