Может, так же чувствовала себя бабушка, когда плавала вместе с дедушкой? Она часто рассказывала Лорелее про песни и игру в карты в те далекие годы, но ей все это казалось нереальным. Старая бабушка была не похожа на женщину, которая могла сбежать с любовником в море. Если бы не дурная слава старой Анни и не ее умение владеть шпагой, Лорелея вообще не верила бы в ее истории.
Но они были правдивы, все до единой, теперь она это знала.
– Эй, парнишка Кит, – крикнул один из моряков. Лорелея посмотрела и увидела, что Кит с Джеком выходят на палубу. – Тебе не пора спать?
Кит показал ему язык. Джек сказал с еле заметным оттенком веселья:
– Кит, не груби.
Не заметив ее присутствия, Джек отправил Кита к мужчинам, игравшим в карты, а сам заговорил с тем пиратом, который их окликнул. Через какое-то время Кит примчался к отцу с победно вскинутой рукой. Джек посмотрел на его карты, улыбнулся и поздравил мальчика, потом шлепком подтолкнул его обратно. Лорелея улыбнулась, наблюдая эту сцену, и ей стало тепло. Признается он или нет, но он любит этого мальчика. Мальчика, с которым у него нет никаких родственных связей.
«Знаешь, чего мне больше всего не хватает, Лори? – услышала она голос бабушки. – Мне не хватает смеха твоего дедушки. Не хватает того, что я чувствовала себя счастливой, когда просто смотрела на него и ничего не делала. Я надеюсь, со временем ты поймешь, о чем я говорю».
При этой мысли Лорелея насторожилась. Откуда она взялась? Ничего такого к Джеку она не испытывает. Джастин – вот кто делает ее счастливой. Алиса положила вязанье на колени и сказала ей:
– Красивый мужчина, правда?
– Кто это? – выпалил Билл, вынув трубку изо рта. Он оглядел команду, как будто искал, кого бы стереть в порошок.
– Капитан, мистер Билл, – огрызнулась Алиса, отматывая пряжу. – И я не с тобой разговариваю. – Алиса посмотрела на Лорелею. – Знаешь, один раз он схватил пулю, предназначенную Биллу.
– Он сделал еще больше, чтобы спасти меня, – добавил Тарик и бросил кость так, что она откатилась к краю палубы. – На корабле каждый, так или иначе обязан жизнью капитану. А сейчас он заботится о тяжело раненном Томми, выхаживает его.
– И я перед Джеком в долгу за тебя, – сказала Кейси и прильнула к Тарику. – Я бы не познакомилась с тобой, если бы он не пришел незваным к моему отцу на вечеринку.
Тарик улыбнулся и погладил ее по плечу. Было видно, что они любят друг друга.
– Pardonnez-moi, mademoiselle Дюпре.
Подошел Генри и одарил ее улыбкой. На нем были белые бриджи и коричневый жилет с голубой вышивкой. Длинные волосы он забрал в косичку и выглядел беззаботным и веселым.
– Сейчас будут играть джигу, я интересуюсь, может, вы со мной спляшете?
Лорелея не знала, что отвечать. Меньше всего ей хотелось оказаться в центре всеобщего внимания.
– Иди, – сказала Алиса. – Мы тоже пойдем, Кейси с Тариком и я с Билли.
Тарик поднял глаза от игры, собрался возразить, но, увидев, что Кейси подняла брови, ничего не сказал.
«Нельзя этого делать». Но Генри столько для нее старался, что отказаться было невозможно.
– Почту за честь.
Генри просиял и подал ей руку. Лорелея встала, но предупредила:
– Генри, к сожалению, я не умею танцевать джигу. Надеюсь, вы простите меня, если я отдавлю вам ноги.
– Мадемуазель, я с удовольствием дам вам стереть мои ноги в пыль, но думаю, что вы не так неловки. Нет, вы будете танцевать великолепно!
– Откуда вы знаете?
– Вы joiez de vive. Такая страстность не ограничивается способностью к рисованию.
Он взял ее за руки, поднял их дугой и отодвинулся.
– Очень надеюсь, что вы не ошибаетесь, – сказала она, и тут заиграла музыка.
Лорелея старалась повторять замысловатые шаги, но наступала ему на ноги так же часто, как Джастин, когда танцевал с ней. Однако Генри ничего не имел против, он только смеялся и подсказывал ей, что делать. Ей приходилось нелегко, но она наслаждалась.
Когда закончилась музыка, Лорелея, вся встрепанная, запыхавшаяся и возбужденная, подоткнула выбившиеся волосы и поправила блузку, которая сбилась, когда Генри крутил Лорелею в танце.
Генри наклонился к ней и прошептал:
– Я надеюсь, мадемуазель, что рисуете вы лучше, чем танцуете.
Она засмеялась, но тут заметила, что к ним приближается Джек, и в его голодных глазах было столько ярости, что она похолодела. Генри стоял спиной к Джеку и не догадывался о недовольстве капитана. С просветленным лицом он слегка поклонился и сказал:
– Спасибо, что ублажили меня, мадемуазель Дюпре. Давно мне не приходилось танцевать с приличной женщиной.
Решив игнорировать Джека, она посмотрела Генри в глаза:
– Я получила большое удовольствие.
Он протянул ей руку, и она с вызовом оперлась на нее («Вот тебе!» – сказал ее взгляд, брошенный на Джека) и дала отвести себя на то место, где снова собрались Тарик и компания.
Она заставила себя не оглядываться на Джека, который, без сомнения, имел угрожающий вид, и подошла к перилам. Опершись о них, она стала смотреть на море, физически ощущая на спине взгляд Джека. Генри встал рядом и тоже оперся о перила, копируя ее позу. Генри почти так же красив, как Джек, и, уж конечно, добрее, но почему же у нее не бьется сердце, когда он рядом?
Да и Джастин никогда не вызывал в ней таких ощущений. Почему? Не желая копаться в своих чувствах, она спросила Генри:
– Как вы научились рисовать?
– Моп рёге... э... мой отец – он был художник.
– В самом деле?
– Oui, он учился в Париже. Но, как и многие другие, не мог зарабатывать на жизнь делом, которое любил.
– Какая жалость! – Она искренне пожалела его отца. – Так это он вас научил?
Генри с глуповатым видом пожал плечами:
– Как вам сказать? Он пытался, но я... Из меня не получился etudiant. Я решил не повторять его ошибки, послушался мать, которая говорила, что это не мужское дело, и так упустил свое предназначение.
Было видно, он расстроен тем, что оставил дело отца. Бедный Генри.
– Вы поэтому стали моряком? Чтобы зарабатывать на жизнь?
– Non, – сказал он с оттенком горечи. – Я работал грузчиком в парижских доках, чтобы помогать maman прокормиться, но бандиты меня схватили и продали на английский корабль, стоявший в гавани.
– О, Генри! – Она участливо дотронулась до его руки. – Какой ужас!
– Mais oui. Хуже всего, что тогда я совсем не знал английский язык. У меня были тяжелые времена, я не понимал, чего от меня хотят.