Гарик, поймав полотенце, комкал теперь его в руках. Идиотская ситуация с собственным стеснением его жутко раздражала. Еще год назад он не был столь скован в обществе женщин. И та самая женщина, что бросила его, то же самое говорила. И пару раз он удостаивался от нее звания наглого мерзавца. И сказано это было не в укор, не в пылу ссоры, а в паузах между томными стонами, да. Что же теперь он сидит истуканом и не знает, что ему делать с плачущей женщиной, кто бы сказал?
— Даш, ну перестань плакать, ну! — Он все же осмелился подойти, опустился на одно колено и потянулся к ней, тронув за плечи. — Даш, ну я обещаю тебе, что сделаю все возможное!
— А что возможно, что?! — Она повернулась к нему, всхлипывая. — Что ты можешь, Гарик Прокофьев? Что?
— Я?
Что сказать? Что? Что сказать, чтобы она забыла хоть на время свое горе?
Его пальцы намертво впились в ее плечи. Ему казалось, что никакая сила не сможет теперь оторвать его от нее. И жалко было ее, и беспомощности ее жалко. А что делать было возможно, черт его знает!
— Что ты сможешь сделать, Гарик?
Даша отвела взгляд в сторону. Смотреть ему прямо в глаза сейчас снова стало невозможно. Глаза опять сделались темными-темными, и опять в них застыло то самое выражение, с которым он выпрашивал у нее поцелуй.
— Я смогу тебя любить, Даш. — Гарик уронил лицо в ее колени и забубнил, забубнил: — Я смогу любить тебя, Даша. Сильно и бескорыстно. И помогать тебе стану во всем, и поддерживать. Ты только поверь. И только бы тебе это было нужно, Дашенька!
— Я… Я не знаю, Гарик, что мне теперь нужно! Совсем не знаю. — Пальцы замерли над его головой, а потом будто бы и нехотя, но опустились все же и чуть погладили по волосам. — Думала, что влюблена в Костю Муратова. Потом… Потом все гадко как-то стало… Неправильно, подло. Королев теперь прохода не дает. Все воспитывает, все учит, как правильно жить, питаться. А я вроде бы и знаю, что не это все мне нужно, а противостоять не могу. Вот и с тобой. Я не знаю, Гарик, нужен ли ты мне! Не знаю!
Зато он совершенно точно знал теперь, что она ему нужна. Она и никто другой. И пускай история, в которой она может оказаться замешанной… Может же? Да запросто! Он за свою практику насмотрелся всего! И вот если даже Даша в чем-то страшном замешана, то ему плевать! Да, да, плевать! И он землю носом рыть станет, чтобы и тени подозрений на нее не пало. Он ее отмажет без вопросов!
— Знаешь, нужно будет вернуться в деревню и еще раз переговорить с дедом Щукиным, — произнесла Даша, задумчиво перебирая волосы на его макушке. — Вот когда Варька с кем-то приезжала, дед мог знать, что за машина. Это бабка в этих делах несведуща, а он может и знать. А если уж совершенно повезет, то мог и номера срисовать…
Им повезло! Первый раз, наверное, повезло!
Дед Щукин долго капризничал и даже на порог не хотел их пускать. Встал в дверях, расправил плечи, всем своим видом говоря, что щей сегодня с бараниной нет и быть не может. Оглядел их с ног до головы, перевел взгляд на заляпанную подмерзшей грязью по самые окна машину и, игнорируя приветствие, недружелюбно спросил:
— И чего теперь надо?
— Здравствуйте, — укорил его взглядом Гарик, обил ботинки от снега и шагнул к крыльцу. — Разговор есть.
— А мне твои разговоры без надобности! Говорун тут еще нашелся! — Дед сплюнул с крыльца прямо Гарику под ноги. — Тут без тебя говорунов до едрени фени было. Спрашивали, намеки всякие делали.
— Какие намеки? — не поняла Даша.
Гарик внимательно оглядел двор. Дровяного склада из старых рам, изгородей и половых досок как не бывало. Все прибрано. Либо конфисковали его бывшие братья по оружию, что маловероятно. Либо дед сам подстраховался и все попрятал. Как бы там ни было, но страху прибывшие оперативники на него нагнали. И покоя деду теперь нет, оттого нет в нем и доброжелательности.
— Какие, какие?! А такие, что ежели твой Леха бабу свою убил, мы вроде все видать должны были! А ежели не видали, значит, мы ее и того? Так, что ли, получается?! Паскуды пошли, а не люди! Приедут, нажрутся, — тут Щукин выразительно так глянул на Гарика. — А потом после них проблемы!
— Извините ради бога, но мы никаких проблем вам не добавим. А как раз наоборот. — Прокофьев улыбнулся Щукину как можно дружелюбнее. — Один вопрос, и мы сваливаем подобру-поздорову.
— А ты и так свалишь, хрен моржовый! — заорал дед, нырнул на мгновение в сенцы и вышел оттуда, с чем бы вы думали, с топором. Взмахнул им пару раз над головой с дикой угрозой во взгляде и снова заорал: — Пошли отсюда вон!!! Пошел вон отсюда, ты, паскуда! Дашка пускай остается, а ты иди со двора! А то я… Я знаю, кому позвонить! Номерок-то мне оставили твои коллеги! Только шепнул мне водила ваш, не работаешь ты у них больше. Выгнали за пьянку и воровство. Пошел вон, говорю!
Гарик и не хотел, да попятился.
— Подожди в машине, — попросила его Даша, тронув слегка за рукав. — Я сейчас.
Пришлось подчиниться. Гарик ушел в машину и через заляпанные стекла наблюдал за тем, как Даша о чем-то оживленно беседует со Щукиным. Тот, видимо, возмущался. Размахивал руками так, что с плеч несколько раз соскальзывала телогрейка. Плевался, орал. Потом вдруг ушел в дом и долго не возвращался. А Даша осталась. Гарик только хотел к ней подойти и забрать ее с этого одинокого запорошенного снегом двора, чтобы она не унижалась перед этим старым грубияном, не просила его ни о чем, как Щукин снова вышел на крыльцо. Смешно вскидывая артритные коленки, дед спустился со ступенек. Подошел к Даше и сунул ей в руки какой-то листок бумаги.
Попали, нет?! Неужели повезло?!
— Вот! — потрясла она листочком у Гарика перед носом, едва опустилась на пассажирское сиденье рядом с ним.
— Что — вот?
Прокофьев завел машину и поспешил уехать. Щукин снова вооружился топором и гневно посматривал на левое крыло его автомобиля. А чего? Ему станется, ветерану! Шарахнет пару раз по старому железу, искорежит, а ты доказывай потом, кто прав, кто виноват. А Мазурин вряд ли денег ему ссудит на ремонт.
— Номер автомобиля, на котором приезжала Варвара, — поспешила Даша с ответом и прочла: — Четыреста двадцать один! Регион наш! Марку автомобиля он не разобрал. Говорит: не разбираюсь, а вот номер запомнил. Пришел домой и с чего-то записал. Спрашиваю — зачем? Говорит, а черт его знает! Варька приехала с чужим мужиком, целуется. Странно как-то. Дай, говорит, думаю, номер запишу. Мало ли что… Вот мы и заявились.
— А милиции сообщил об этом?
Правое колесо с глухим стуком провалилось в заледенелую колею, и тут же днище принялось цеплять по земле. Гарик сморщился. Хоть и старенькая машинка, все равно жаль. Ох уж это бездорожье…
— Ничего он милиции не сказал. То, что нам бабуля наговорила, дед не озвучил. Говорит, мое дело сторона, и все. Ничего не видел и не знаю. А номер записал, молодец! Слушай, Гарик, а по номеру можно найти владельца?