— А о чем ты хотела бы у них спросить, Даш?
— Я не знаю! Не знаю, не знаю, не знаю. — Ее голова упала ему на грудь и несколько раз легонько стукнулась лбом о его ключицы. — Но что-то мешает мне думать, что Муратов мог хладнокровно резать горло женщине.
— Да? И что же тебе мешает так думать?
Он отвратительным тоном спросил ее об этом.
Таким гадким, таким подозрительным, намекающим на то, что он-то лично, конечно, обо всем догадывается. Что ее защита строится на личных умозаключениях, основанных на личных впечатлениях. А впечатления эти, понятно даже ежу, построены на чем.
Он снова ревнует? Да, факт бесспорный. Он снова ревнует. И бесится так, что намертво стиснутые зубы скрипят друг о друга. И даже пальцы, тихонько перебирающие сейчас ее волосы, начали подрагивать.
— Не похож Костя на маньяка, — запросто так ответила Даша, потерлась щекой о волосы на его груди и еще раз повторила: — Костя, он не такой.
Костя, значит! Ну что же, ну что же, пускай будет Костя, мать его раз так, раз эдак! Только маниакального в этих преступлениях нет ничего, милая наивная девочка! Ни о каком маньяке и речи не ведется и вестись не будет. Все тщательно спланировано, достаточно продумано и интригующе запутано. И весь этот замысел строился лишь на деньгах, а не на чем-либо еще.
Умный мальчик из богатеньких, как там, бишь, его: Костя, Костенька, Костюня? Ага, он самый…
Так вот он, познакомившись с замужней женщиной и заимев с ней интимные отношения, вступил с ней в преступный сговор. Узнав каким-то образом о том, что у супруга Варвары Коноваловой — Алексея — будет на руках достаточно крупная сумма денег наличными, они планируют ограбление. С этой целью они или он — Костя, Костенька, Костюня, говнюк, блин — увозят у Коновалова из-под носа его любовницу на его же машине, убивают ее и прячут в подвале загородного домика Коноваловых. Для каких целей использовалась машина Коновалова, возникнет вопрос? Ответ имеется! Для того, чтобы навести подозрение на него и только на него.
Затем они возвращаются в город. Звонят Коновалову на мобильный и назначают ему встречу. Он пересаживается из такси в свою же машину и погибает. Труп его тщательно прячут, поскольку он не должен быть найден. Коновалов должен быть у следствия на подозрении как вор, убийца и подонок. И труп в его подвале тому подтверждение.
Спрятав труп, они возвращаются в город, и через какое-то время Варвара начинает бить тревогу, что ее муж пропал. Все идет плавно и хорошо, но тут очень некстати вылезает сестра подозреваемого — Даша — с инициативой собственного расследования. Она каким-то неведомым образом отыскала адрес любовницы своего брата Лили Громыхиной. Едет туда и долго общается с ее соседкой по съемной квартире. Причем встреча эта происходила на рыночной площади на глазах доброй сотни торговцев. Засветились барышни. Это и послужило причиной еще одного убийства — теперь уже соседки погибшей.
— И что тебе во всем этом не нравится? — жестко спросил Гарик.
Он не стал ее щадить и протокольным языком обрисовал свое видение всей истории. Все без лишних завуалирований и полутонов, даже когда разговор вел о предполагаемой смерти ее брата. Она могла расплакаться снова, конечно, но уж пусть лучше плачет по брату, чем защищает этого мерзавца, решил Гарик.
Даша не расплакалась, откинулась на свою подушку, долго смотрела в потолок сухими глазами, не моргая. А потом упрямо повторила:
— Может, он и подонок, не спорю, но с ножом в руке я не могу его представить! И вот ты спросил, что мне не нравится? Отвечу. — Она скосила на него тоскливый взгляд. — Вернее, ты мне ответь: зачем после всего, что случилось, Костя поехал в деревню с Варварой на своей машине белым днем? Зачем так было светиться, Гарик? Можно было… Ну, я не знаю… Снова взять Лешину машину. Кстати, ее не мешало бы осмотреть.
— Осмотреть! — фыркнул он недоверчиво. — Думаешь, там не убрали? Там небось вылизано все, ни волоска не найти, ни ниточки. И опять, машина-то его! Подозрения все на нем. Даже если там все и уляпано отпечатками Лили.
— Пусть так, — упорно гнула свою линию Даша. — Но согласись, что не умно афишировать свои отношения с женщиной средь бела дня после такого преступления? Они бы… Ну, не знаю… Осторожничали, что ли. А так складывается впечатление… О, господи!
Она даже за сердце схватилась, снова до чего-то там додумавшись. Правильнее, за грудь. Гарик, например, увидал только это и тут же думать ни о чем другом не смог, сосредоточившись на белой гладкой коже, рельефным бугорком выпроставшейся из-под одеяла. И потянулся сразу к ней, бормоча без конца: все потом, потом, потом…
— И все же, Прокофьев! — не унялась-таки она и закончила минут десять спустя: — Мне кажется, что преступники, сотворив однажды трюк с чужой машиной, могли его и повторить. Надо бы узнать, не заявлял ли Муратов об угоне своего автомобиля?
— Не было никаких заявлений об угоне, — разочаровал ее Иван Мазурин, едва переступил порог. — Не станем мы с вами, ребятки, пока огород городить, а станем дорабатывать ту версию, которая у нас так гладко и славно сложилась.
К Даше на квартиру его вызвал Прокофьев. Собирался сам к нему, да машина не завелась. Что за ерунда с ней приключилась, пойди разберись, сказал он Даше. Но сколько ни торчал под капотом старой рыдвани Гарик, у него как бы ничего не вышло. Тут еще, как на грех, отклеилась подошва у левого зимнего ботинка. И дырка случилась такая основательная, что сквозь нее неприлично отчетливо просматривался прокофьевский носок. Пришлось вызванивать Мазурина к Даше, попутно объяснив причину, почему гора должна куда-то нестись сломя голову, а не наоборот.
— Закосил небось, умник, — проворчал Мазурин вполголоса еще в коридоре, снял ботинки, куртку, пригладил после шапки волосы и снова повторил: — Точно закосил.
— Ладно тебе, Вано. Даша блинчиков сейчас напечет. Тоненьких, сладких. — Гарик мечтательно зажмурился.
Мазурин был его другом, и хитрость его разгадал влет. Пусть с ботинком беда случилась и всамделишная, но вот машина не завелась не без помощи и подвоха хозяина. И эти трюки были проделаны не столько для Ваньки Мазурина, сколько для Даши.
Ваньке-то ему что? Ему какая разница, где с ним беседу вести? А вот Даша…
Что-то хмурой она была с утра, неулыбчивой. Почти не разговаривала. Поднялась много раньше его и сразу ушла из спальни, а он так мечтал с утра поваляться с ней подольше. Зашел следом за ней в кухню, попытался обнять, увернулась, буркнув:
— Не нужно…
Что на уме у этих женщин? Какой именно ногой она должна по утрам пола касаться, какие слова слышать из уст своего мужчины? Премудрость на премудрости!
Гарик тут же запаниковал. Припомнил свою глупую ревность, что толкала его на безрассудные обличительные речи накануне. Изругал себя всякими словами и тут же принялся финтить сначала с ботинком, потом с машиной. Даша сама и предложила позвонить Ваньке и позвать его к ней на квартиру. И про блинчики сама сказала, Гарик не просил. И тут же захлопотала, забегала, отсылая его в магазин то за яйцами с молоком, то потом еще за джемом апельсиновым. Он не роптал и бегал, хотя рваный ботинок исправно черпал снеговую кашицу с занесенных накануне тротуаров, и нога тут же промокла до резинки носка…