Он вернулся к ней на диванчик под огромным стендом с больничными новостями минут через десять. Вернулся заметно повеселевшим.
— Вот и славненько, — потер он рука об руку. — Будет теперь наша Тома в полной безопасности. Через час уже подъедут ребята. Вы ступайте, милая, ступайте. Я покараулю. А вы мне потом позвоните и все узнаете, идет? Сейчас… Сейчас я вам номерок запишу.
Его тяготило ее присутствие. Даша поняла это без особого труда. Ивану Александровичу хотелось побыть одному и не говорить ни с кем. Хотелось, чтобы поскорее закончилось нудное время ожидания и Тамару вывезли бы уже из-за страшной двери с горящим синим табло наверху.
Вот как вывезут ее, как оформят для нее отдельную палату, как скажут ему, что с ней все в порядке, вот только тогда он сумеет наконец вздохнуть полной грудью. И чая напьется, и от валокордина не откажется, и поговорит даже с кем-нибудь. А сейчас — нет. Сейчас трудно было и от ожидания, и от сознания вины, которое скребло ему душу огромными когтями гигантской кошки.
Даша вышла на улицу, чуть постояла на ступеньках отделения, подумала и, невзирая на неурочное время, пошла все же в сторону станкостроительного завода.
Один вопрос она должна была задать дежурному на вахте. Всего один вопрос, в ответе на который она практически не сомневалась. Вот сейчас она все проверит и…
— Даша!
Господи, да сколько же можно!!! Снова Королев! Стоит на том же самом месте, где она оставила его перед тем, как пойти в хирургическое отделение. И все еще теребит в руках собранные по соседям деньги. Очумел он, что ли?
— Что там? Как Тамара Михайловна?
Королев смотрелся жалким сейчас. С непокрытой головой. Со слипшимися от влажного снега волосами. Все аккуратные его кудряшки пришли в негодность, не без ехидства подумала Даша. Нос от прохладной погоды покраснел. Шарф выскочил из наполовину расстегнутой куртки, сбился на сторону. Штаны сзади забрызганы грязью почти по длине всей штанины.
— Где это ты так бегал? — спросила Даша, вместо того чтобы ответить.
— Да вот пришлось, — не очень уверенно ответил Королев и снова: — Как Тамара Михайловна?
— Нормально все с ней. Идет операция, угрозы для жизни нет. И ранений, несовместимых с жизнью, тоже, — процитировала она чей-то монолог из недавнего сериала. — Так что ты деньги побереги, скоро фрукты понесешь ей с соками. Ну, я пошла?
— Что? Ах да, иди, Даша, иди. Мне тут еще… Кое-какие дела, знаешь…
Кое о каких его делах она уже догадывалась. Остальные требовали тщательной проверки. Этим она теперь и шла заниматься, решив начать с проходной станкостроительного завода.
Чертова девчонка как сквозь землю провалилась!
Гарик в четвертый раз подъезжал к ее дому. Сигналил, потом поднимался к ней на этаж, звонил в квартиру. Потом просто звонил то на мобильный, то на домашний, все бесполезно. Звонок стационарного телефона было слышно даже из-за квартирной двери, но к нему никто не спешил.
Куда она могла подеваться?!
В четвертый свой визит Прокофьев, осатанев от полной неизвестности и углядев в соседнем окне — окне Королева — свет, позвонил в его квартиру.
— Где она?! — набросился он на опешившего от неожиданности Королева прямо с порога. — Где Дашка?!
— Не знаю, — оскорбился тот и тут же добавил с вызовом: — Когда Даша встречалась со мной, я всегда знал, где она.
Королева Прокофьев застал как раз за ужином. Тот подгорел, оказался пересоленным и просто не лез в глотку. Так мало ему этого расстройства, является к нему на порог бывший мент, бывший алкоголик и начинает орать, как будто он виноват во всем сразу и сразу перед всеми.
— И вообще! — Володя дернул шеей, поднимая подбородок чуть выше положенного. — Это частная территория, и вторгаться на нее без соответствующего документа вы не имеете права.
— Эх, дать бы тебе по зубам, частник, — прошипел Гарик и убрал ботинок, заступивший за коврик, постеленный возле королевской двери. — Да некогда мне. Если Дашка появится, пускай мне позвонит. Скажи, что я ее ищу.
Прокофьев был почти уверен, что тот трижды послал его к черту и даже, может быть, плюнул ему вслед. И уверен был, что Королев ни за что и никогда не передаст Даше его слова, но удовлетворение все же испытал.
Он теперь — Гарик Прокофьев — рядом с ней, а не соседский ублюдок с прилизанной челкой и губами, перепачканными то ли овсяной кашей, то ли кукурузной мамалыгой. И ему она вчера пекла сладкие тонкие блинчики, и подушку для него взбивала на ночь.
Ну, поскандалили они, да. А кто не скандалит? Ну, разозлился он на нее и позволил себе непозволительную грубость. Так переживал потом весь день, и ругал себя, и материл, и собирался перед ней извиняться. Потому и звонил ей, и приезжал, и искал ее. А она…
А она, черт возьми, куда-то запропастилась, и не появляется, и на звонки не отвечает. У него для нее столько новостей, а она…
Он уехал от ее дома, устав ловить на себе подозрительные взгляды группы пожилых сплетниц. Они сновали по двору взад-вперед, полируя тротуар подошвами войлочных сапог до зеркального блеска. Что-то при этом оживленно обсуждая, они без конца таращились в сторону его машины. Ему и надоело.
Он уехал. Нашел недорогое кафе, занял столик возле окна и заказал себе простецкий ужин из картофельного пюре, пары котлет, стакана чая и коржика, что раньше стоил, черт возьми, восемь копеек, а теперь…
Картошка была отвратительной. Синие, неразогревшиеся комочки застревали в горле, котлеты из хлеба и лука с чесноком чуть отставали. И Прокофьев, поковырявшись, отодвинул тарелку от себя, со злостью схватив едва теплый стакан с жиденьким чаем. Отхлебнул, поморщился, отодвинул и стакан тоже и тут же ухмыльнулся сам себе.
Однако набаловался он на Дашкиных харчах. Забыл, как карамелькой на троих закусывал. И по три дня не видел хлебной корки. Котлеты ему, видишь ли, не нравятся. А вот закончатся Ванькины деньги, да не простит ему Дарья грубости его, что станет делать тогда? А делать что-то нужно уже теперь. Во всяком случае, пора задуматься.
Иван намекал на то, чтобы ему назад вернуться в органы, но Прокофьев лишь головой покачал. Ни он не сможет вернуться, ни его вернуть не смогут, уволив по такой страшной статье! Нет, нужно что-то другое.
Может, детективное агентство открыть? Дарью взять себе в помощники, она сообразительная. Немного ее заносит временами, но опыт придет с годами. Поймет, что нельзя питать симпатии к фигурантам. Это губит профессионализм, заставляет действовать предвзято. Ничего, поймет, уколовшись на истории с Константином Муратовым.
Сейчас Иван наверняка его уже в камеру отправил, допросив и, как водится, расколов по полной программе. Варвару пока ограничили подпиской о невыезде, а вот красавчика под арест. А как иначе, если все против него!