Еще немного дроби каблуков. Кивнуть старичку-охраннику на автостоянке. Хм, с чего бы это дедок такой зеленовато-виноватый? Наконец-то!
Катя счастливо улыбнулась.
Красавица, ее девочка, умница! Золотистая «Тойота», кредит под девять процентов, АКП и кондиционер. Автомобильная мечта реализована слишком недавно, чтобы привыкнуть к ее комфорту. Да даже смотреть равнодушно не получается.
Но – бип, бип, бип, миллион непечатных слов – вот эта «копейка» у попки японской красавицы совершенно некстати. Дедок, дрянь интенсивно-зеленая – ведь сколько раз его по-хорошему просили, – все равно пускает «левые» машины на стоянку адвокатской конторы. И где теперь искать водителя?
– Пироманов на тебя нету, «копейка», – процедила сквозь зубы Катя. – Тех, которые ни с того ни с сего машины стали в Москве поджигать. Впрочем, может, на метро и быстрее получится добраться. «Багдад» находится в центре, недалеко от МИДа, там всегда пробки…
В метро, шумном, многолюдном, Некрасовой стало не по себе.
В толпе людей она чувствовала себя маяком, ловящим волны людского внимания.
Слишком стильный белый костюм, излишне высокие каблуки. На шпильках – рост под сто восемьдесят сантиметров. Может, в этом причина огромного количества притянутых взглядов? Или это на загар так реагируют, полученный на побережье Эгейского моря? А впрочем, все более прозаично. Стрижка в престижной парикмахерской, вот где собака зарыта. «О, ваши волосы мы выпрямим без проблем!» Как же, вытянули непослушные кудри, ага. Торчат кудряшки в разные стороны, как антенны; лаки, пенки – напрасный перевод препаратов, может, дустом их? Или – налысо, под ноль? Лысина ведь не курчавится, правда?
Катя втиснулась в вагон. Попыталась пройти к противоположным от входа дверям, но ее опередила шумная студенческая компания, окруженная беззаботно-оранжевыми облачками. Пришлось протискиваться к поручню над сиденьями, смущать тонкой талией подростка, сразу же мечтательно закусившего губу.
Красивый мальчик. Ресницы, как у Алекса, как у Лешки, как у всех бывших и обязательно будущих любовей, – длинные-предлинные.
Нет, не думать, не смотреть. Мужики – козлы. Куда бы уставиться?
Сначала в темном стекле Катя видела свое бледное лицо, нахмуренные брови, большие светло-карие глаза. Потом от ужаса вдруг перехватило дыхание.
Бордовые мазки на белой коже. Ее коже.
Следующий кадр (окошко вагона – пугающе широкий экран…) – гостиничный номер.
Ганс – бедный клиент! – да на нем места живого нет, свитер красный. Пропитался кровью насквозь, на брюках тоже темнеют пятна. И лужа, лужища, весь пол залит. Сколько крови в человеке, все эти литры уже не впитываются в ковер, стекают даже со стен.
Что произошло? Как это случилось? Кто? Кто такое сделал?!
Ганс жив, это видно по глазам, в которых запеклась бездна боли. Его бледные губы чуть шевельнулись.
– Кто? Кто? – Катя наклоняется к нему. Почему она не выучила немецкий?! Ведь сейчас ему так больно, что он вряд ли скажет по-русски хоть слово. – Это те люди в масках?
– It is… It’s the devil… [24] .
Как хорошо, что он догадался, понял, заговорил на английском.
– Devil? Are you sure [25] ?
Ганс опускает глаза, сил кивать у него нет. И в ту же секунду чья-то рука вжимает Катю прямо в растерзанную грудь немца.
Она пытается освободиться, хочет вдохнуть.
Привкус крови во рту, и ноздри склеены, застилает глаза кровавая дымка.
Но кровь – это не страшно. Липкая, и дышать не получается – а не страшно.
Чужая рука давит на ее спину. Она тяжелая, настоящий пресс, но и это еще не все. Она… меняет температуру, от ледяной до обжигающей.
Страх вспыхивает и гаснет. Разгорается боль…
– Девушка! Девушка!!! Садитесь, пожалуйста! Вам плохо?
Парень из вагона. Длинные ресницы, Алекс, Лешка, придурки неисправимые. Видите, как меня обхаживают? Ваш клон вскочил, уступил место. Даже за локоть придерживает, чтобы было удобнее опуститься на сиденье.
– Спасибо, – пробормотала Катя, расстегивая сумочку.
Салфетка приклеивается к мокрому лбу.
«Надо звонить в милицию, – протирая лицо, подумала Некрасова. – Или лучше в гостиницу? Там ведь должна быть охрана. Да, попрошу, чтобы кто-нибудь поднялся в номер Ганса. У меня таких видений никогда раньше не было. Скоро я совсем ку-ку стану с этим веселым кино. Надо же, я все чувствовала, все видела, такое ощущение, что я действительно была в его номере. Какая рука, бр-р-р…»
Она вышла из метро, достала из сумочки сотовый, и…
Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.
Ее мобильник – не самой престижной марки. Хотя этот вариант (максимально дорогой мобильник) тоже обдумывался, все-таки телефон, часы, машина – часть имиджа, в адвокатуре это важно.
Но технические характеристики несопоставимы с ценой, а ведь хочется, чтобы в телефоне были и камера, и плеер.
Итак, сотовый не самый лучший, но очень дорогой. Изготовлен одним из лидеров на рынке телефонов. Немного понтов, куда же без них – лимитированный выпуск, суперпрочный корпус. Телефон можно ронять на пол, он влагоустойчив. Гарантийное обслуживание – три года. Новехонький, используется меньше месяца.
Однако…
Катя поморгала и снова посмотрела на экран.
Потухший, словно разряженный. Но ведь батарея мощная, новая, заряд держит больше трех дней…
Через секунду она зажала рот рукой, чтобы не заорать.
Телефон включился. В окошке показалась знакомая картинка-заставка. Потом меню, затем почему-то настройка времени.
И Катя все-таки закричала.
12:05
12:04
12:03
:02;:01;:00…
* * *
«Какая же я дура! Пусть бы Володя сам сюда ехал. И сам во всем разбирался, – отмахиваясь от вороны, подумала Лика Вронская. – Блин, да что здесь происходит? Это же не птицы, а мутанты какие-то! Если бы я сумкой не махнула, она бы точно меня клювом тюкнула! Дожили, называется, наплевались на экологию. Уже птицы на людей бросаются!»
Лика посмотрела вперед, на скучный массивный прямоугольник гостиницы «Багдад» с узкими окнами-амбразурами. И по всему телу побежали мурашки.
Если возле парковки шныряла всего пара-тройка наглых тварей, то гостиница была полностью обтянута черным шевелящимся коконом.
Вороны распахивают крылья, парят, пикируют вниз. Каркают. И – Лика ловко отскочила, вспоминая добрым словом Амнистию, приучившую реагировать в таких ситуациях – гадят, прямо на лету. Никаких серых брюшек – птицы черные, как смоль, и пугающе крупные.