Оказывается, невозможно допустить, чтобы Катя спустилась со своего пьедестала. Она там так хорошо и долго красовалась.
Пусть от легкого прикосновения ее пальцев в джинсах столбняк. Хочется обнять ее за хрупкие плечи, поцеловать мучительно вожделенные губы. Но эти вырвавшиеся слова, неконтролируемая попытка бегства – они все показали, продемонстрировали.
Если бы босому сапожнику предложили сапоги, он бы их взял? А вот психолог, как выясняется, не хочет расставаться со своими проблемами…
– Почему нельзя? У тебя СПИД? Вот это совпадение, у меня тоже. Ой, это явно моя не самая удачная шутка. Глупый, иди ко мне. Ну что ты выпендриваешься, как маленький! Я знаю, ты меня хочешь. Ты мне нужен! Милый, хороший, давай, а? Пожалуйста. Так, я разобралась с «молнией». Но это не ремень у тебя, это пояс целомудрия…
Сначала он расхохотался. Потом помог с ремнем и понял, что уже целует доверчивые мягкие губы.
Пижама с нее, худышки, слетела в два счета.
Возле уха пронеслось теплое дыхание:
– Только не кричи. Здесь такая акустика. Слышишь, шаги. Если медсестра зайдет, как она удивится.
– Ты думаешь, – его пересохший рот не хотел разговаривать, но желание съязвить было сильнее, – она увидит что-то принципиально новое?
Вместо ответа последовал поцелуй возле мочки уха.
И Игорь застонал. Ему уже казалось, что существует путеводитель по его эрогенным зонам и Катя эту книжку старательно проштудировала.
Но это, возле мочки, – даже не поцелуй, просто снайперский выстрел, в любом другом месте не бывает так сладко и пьяно.
Не кричать.
Не шуметь.
Впрочем, она могла бы этого не уточнять. Невыносимое острое желание сочетается с такой же огромной растерянностью.
В это просто невозможно поверить – его ладони скользят по ее спинке, бусины позвоночника, изгиб талии, упругая попка. Все это можно трогать, гладить, даже целовать – по-настоящему…
– Так, – Катины пальцы потянулись вниз, – ничего не понимаю. Ты уже не хочешь меня?
Игорь улыбнулся. Состояние счастья и эйфории так интенсивны, что секс уже, пожалуй, является лишним. И потом, подсознание часто оказывается сильнее сознания. А подсознательно желания нет.
Но как же приятно смотреть в ее янтарные обиженные глаза, прикасаться к смуглой мягкой коже!
– Хватит меня дразнить. Я же не железная! – прошептала Катя, толкая Игоря на постель.
Кажется, там лежал глянцевый журнал – его скользкая холодная поверхность царапала спину.
Снайперский выстрел почти в ухо.
Ее одобрительный возглас, тиски бедер, и…
Какая мстительная девочка. Да Катя же просто садистка. Кажется, член вот-вот разорвется, лопнет. Но она не позволяет ему проникнуть в себя глубоко, опускается совсем чуть-чуть, дразнит собой, влажной, тугой, горячей.
От напряжения уже темнеет в глазах и становится немного больно.
Ох, ох, какая же она там хорошая, так долго не выдержать.
Игорь стиснул Катины ягодицы и прикусил губу.
Она вся ему подходит. Совпадают губы, член и влагалище, и даже попка ее как раз для его ладоней.
А дыхание уже общее, в унисон. Безо всякой специальной подстройки, так само получилось…
Игорь думал, что знает дальнейший сценарий до мелочей.
Общее дыхание – общий одновременный мощный оргазм. Эта простая техника позволяет получить максимально полные ощущения.
Только он ошибся.
Такого никогда раньше не было…
Катя изнасиловала его так прекрасно, что это сразу стало неимоверной тоской и мучительным опустошением.
Вместе со спермой закончился смысл.
Все постигнуто, лучше не бывает, любой дальнейший секс станет бледной копией, дешевкой, ерундой. И можно сколько угодно тискать ее грудь или его член – это ни к чему не приведет, все кончено…
* * *
Холодный косой дождь, наотмашь и звонко, по стеклу. Серое небо, мрачный сандвич – оно вверху и внизу, дрожит в лужах. Нахохлившиеся воробьи прячутся под крышей дома на противоположной стороне улицы. Деревья вроде бы уже давно зеленые, но тоже какие-то зябкие и грустные. За завесой сплошной непогоды так сразу и не понять, что скоро лето. А даже весеннего тепла еще не было, многие прохожие до сих пор в куртках и пальто.
«Погода под стать настроению, – подумал председатель Демократической всероссийской партии Зайцев, отходя от окна. – Надо же, как „Единая Россия“ на последних парламентских выборах мощно себя проявила. Теперь в ближайшие годы демократы могут расслабиться. Большинство демократических партий в Госдуму не прошли…»
В последнее время собственный кабинет казался очень неуютным. Возможно, потому, что заниматься в нем ему было совершенно нечем.
Период подготовки партии к выборам очень напряженный. Часто нет времени перекусить, о полноценном сне тоже можно забыть, вокруг постоянно кипит море шумных людей, которым вечно что-то требуется. Но вот печальные итоги подведены: партия с треском провалилась. И чем теперь заниматься – совершенно непонятно. Таких неудач прежде не случалось. Пятипроцентный барьер Демократическая всероссийская партия преодолевала всегда. А вот теперь, как и все правые, споткнулась о «Единую Россию».
Поражение и вдруг разлившийся безграничный океан свободного времени полностью дезориентировали Зайцева…
Итак, вариант времяпрепровождения номер один. Сесть за стол. И что дальше? Опять Интернет, до рези в глазах читать политические сайты?
Второй вариант: можно вызвать заместителя. Но с какой целью? Нет совершенно никакой причины отдать хоть какое-нибудь распоряжение.
И с пресс-службой больше обсуждать нечего. Послевыборная волна интереса журналистов схлынула и в ближайшее время не вернется. В самом деле: реакция лузеров уже известна; а о чем, кроме сокрушительного поражения, с ними разговаривать? С точки зрения информационщиков, демократы теперь – отработанный материал, вторсырье, в утиль до следующих выборов. И мнение электората, кстати, вряд ли обещает более радостные перспективы…
Политик все же сел за стол – массивный, под старину, с дорогим письменным прибором, – положил подбородок на сцепленные в замок руки и задумался.
Как же все странно выходит…
А почему?
В середине девяностых демократия воспринималась как освобождение, глоток чистого воздуха, ледяной родниковый ключ, счастливо забивший посреди зловонного болота. Тогда людям казалось, что вот он, оптимальный рецепт устройства государства – честные выборы в органы управления всех уровней, свобода слова, соблюдение законов.
Да, в какой-то степени идея была дискредитирована. Население очень тяжело переживало трудности социальной адаптации к новой модели экономики. С ума можно было сойти в те годы. Сегодня ты уважаемый человек с приличным доходом, а завтра твоя профессия не нужна, деньги обесценились, и даже моральные ценности выставлены на всеобщее поругание. И политики, олицетворявшие демократическую идею, тоже по некоторым позициям дали маху. Когда народу жрать нечего, вся эта околокоррупционная шелуха особенно болезненно воспринимается. Впрочем, несмотря на многочисленные минусы, в те годы демократов все же выбирали. Без особого энтузиазма, с использованием административного ресурса, но выбирали. Только бы не коммунисты – этот лозунг для большинства людей все же оставался значимым.