Преступники действуют очень осмотрительно. Они безжалостно расправляются со свидетелями.
Собирая материал для публикации, корреспондент «Ведомостей» посещала Витебск, и как раз во время этой командировки сотрудники правоохранительных органов Белоруссии установили личность возможного свидетеля, Михаила Дорохова, который мог дать показания по поводу убийства Юрия Петренко. Но милиция и следователи опоздали. Еще один труп. Снова оборванная убийцами жизнь. Опять следственный тупик.
Я пишу эти строки, находясь в больнице. Вчера вечером по дороге домой на меня было совершено нападение, и лишь счастливое стечение обстоятельств позволило не пополнить список жертв охотников за Шагалом.
Но нет худа без добра. Этот инцидент позволил получить сведения, которые представляют интерес для следствия.
Уже подготовлено продолжение этой статьи, где расставлены все точки над i. Преступники по ряду причин обладали поистине неограниченными возможностями, однако в ближайшее время им предстоит ответить за содеянное по всей строгости закона.
Продолжение читайте в следующем номере «Ведомостей».
Лика Вронская».
Маня отложила газету и всхлипнула. Нет сил смотреть на фотографию подруги в черной рамке. На снимке Лика беззаботно улыбается. Читая статью, невольно слышишь ее голос.
Но голоса уже нет. Больше вообще ничего нет.
– Манечка, ты видела? – Сергей кивнул на номер «Ведомостей». – Сегодня же похороны. Как-то быстро, да?
Маня смахнула слезы и снова посмотрела на страницу. Муж прав. И им надо поторапливаться, похороны состоятся всего через два часа. Гражданской панихиды не будет. Как написано в размещенном под статьей некрологе, тело Вронской похоронят в закрытом гробу.
Муж принес пузырек с валерьянкой, стакан воды. И осторожно заметил:
– Поехали скорее. Мы можем не попасть на кладбище. Лика журналистка, писательница. Я думаю, очень многие захотят проводить ее в последний путь. Поехали, потому что там, судя по всему, соберется масса народа.
Сергей оказался прав: стоянка возле кладбища была битком набита автомобилями, вдоль обочины тоже впритык выстроилась очередь машин. Им пришлось оставить свои «Жигули» чуть ли не за километр от входа.
– Ты не замерзнешь? – поинтересовался Сергей, скептически оглядывая коротенькое черное пальтишко жены. – Сыро, ветер…
– Сереж, я не чувствую ничего. Все равно.
Незнакомые люди. Бледные лица. У некоторых в руках венки. «Дорогой коллеге». «Талантливой писательнице». «Любимой доченьке»…
Муж, как крейсер, проложил ей дорогу в толпе.
Возле установленного на возвышении гроба священник читал молитву.
В реальность происходящего было невозможно поверить. Маня оглядывалась по сторонам, как затравленный волчонок. Она то теряла надежду, то вновь ждала, что дурной сон закончится.
– Сегодня мы провожаем в последний путь нашего лучшего журналиста, – голос редактора «Ведомостей» звучал настолько тихо, что Маня с трудом разбирала слова. – Лика была очень смелым и принципиальным человеком. Она заплатила своей жизнью за то, чтобы преступники оказались в тюрьме. Мы никогда тебя не забудем, наша дорогая девочка!
«Мне же это снилось, – подумала Маня с ужасом. – Да, все было именно так. Это же кладбище, точно такие же слова. Мне следовало быть настойчивее, убедить Лику, что опасность велика. В ее смерти есть и моя вина…»
Муж с кем-то переговаривался, и Маня повернула голову.
Паша, оперативник. Вчера вечером он с ними беседовал, спрашивал, говорила ли Вронская что-либо о расследовании. В его глазах Мане почудилось разочарование, когда она сказала, что разговор на эту тему закончился, фактически так и не начавшись.
– Лицо у нее сильно изуродовано, – объяснял Паша Сергею. – Родственники отказались открывать гроб на кладбище. Мама Лики сказала, что дочь была красивой. Пусть ее и запомнят такой.
– Вы их нашли? – с ненавистью спросила писательница. – Или вы только хоронить людей умеете?
Паша покачал головой.
– Она не успела переговорить со следователем. Володя к ней собирался подъехать. Но не успел. Позвонили, сказали, что уже мертва. И еще начальник этот ее, кретин, уперся. Статью ее отдавать не хочет, говорит…
Но что именно сказал Андрей Иванович Красноперов, Паша объяснить не успел.
Шум, негодующие возгласы, звуки ударов.
– Ах ты, сукин сын! Да не дам я тебе статью, урод! Вчера еще сказал! – кричал редактор.
– Мань, он бьет следователя, – доложил Сергей. – Кажется, сильно бьет.
– Я не пойду тебе навстречу! Мне наплевать, что ты не можешь получить ордер на обыск редакции, а о совести не тебе говорить! Читай завтра газету, все узнаешь. Девчонку убили из-за тебя! Поэтому помогать тебе – извини-подвинься, ты понял?!
Следователь захрипел, и это еще больше разозлило редактора.
– Сегодня мы верстаемся, завтра утром газета в типографии, к обеду в продаже. Там все! Имена, фамилии, доказательства! Но хрен ты это все получишь!
С горем пополам дерущихся растащили.
Через полчаса на кладбище появился желтый холмик земли. С прислоненной к кресту фотографии безмятежно улыбалась Лика Вронская…
* * *
Руководитель пиар-службы Либерально-демократической партии Маша возвращалась с похорон Лики Вронской. Настроение у нее было ниже плинтуса. С журналисткой ее связывало лишь формальное шапочное знакомство. Пару раз она приглашала Лику на проводимые с участием лидеров партии мероприятия. Ее электронный адрес был в числе тех, по которым Маша осуществляла рассылку пресс-релизов. Отношения рабочие, исключительно профессиональные. Но Лике Вронской не было и тридцати. Смерть, да еще и насильственная, в таком молодом возрасте, не может не оставить горького осадка.
…Но куда в большей степени Машу волновала фактически заваленная Андреем Петровичем Семирским предвыборная кампания. Нервы у политика стали ни к черту. Он отказался от такой перспективной встречи с главными редакторами ведущих изданий. А ведь Маше стоило приложить немало усилий для того, чтобы получить согласие элиты печатных СМИ участвовать в подобном мероприятии. Но она старалась, понимая: плюсы Семирского не в прямом общении с электоратом. То есть с представителями трудовых коллективов тоже надо встречаться, без этого никуда. Но между работягами и Андреем Петровичем всегда будет дистанция. Он не является своим для этой аудитории, так как никогда не работал на заводе. Сын партийного функционера, он еще в институте стал делать успешную карьеру по комсомольской линии. Но журналисты его обожают. Семирский один из топовых ньюсмейкеров, его речь полна хлестких выражений, которые так и просятся в заголовки. И очень важно максимально использовать этот потенциал кандидата. Доверие народа к печатному слову велико, те очки, которые Семирский недоберет при личном общении с народом, он обязательно получит при благоприятных отзывах прессы.