Но бородач разговаривал сам с собой — Эллен Фаустино уже ушла. Предстояло много работы, и президент не могла позволить себе наблюдать несколько часов, как супернатуралисты растворяются в кислоте.
Но перспектива раствориться в кислоте заживо супернатуралистам не грозила. Они должны были задохнуться намного раньше, чем кислотный раствор доберется до их кожи и костей. Целлофан немного ослабил свою хватку, но не настолько, чтобы позволить им выбраться из ванны. Прежде чем освободятся их руки и ноги, иссякнет кислород, содержащийся в крошечных полостях целлофанового кокона.
Космо боролся со сном. Остальные уже потеряли сознание. Наверное, его организм успешнее сопротивлялся транквилизатору, потому что Космо упаковывали уже в третий раз.
«Думай, — приказал он себе. — Все зависит только от тебя. Неужели в твоей голове не найдется ни одной идеи, как выбраться отсюда? Есть в твоем залатанном черепе мозги или нет? Стоп. В залатанном черепе…».
И тут он вспомнил. Это было на складе, когда Космо только пришел в себя. Мона сказала ему тогда: «К счастью, у Повторюшки завалялось в хозяйстве несколько пластин „роботикс“. Одну он вставил в твой расколотый череп в качестве заплатки. Из таких пластин состоит танковая броня. Повторюшка говорит, что, когда кожа заживет, ты сможешь лбом кирпичные стены пробивать».
Пластина «роботикс».
Космо, извиваясь, подплыл к стенке ванны и постарался как можно дальше отвести голову назад. Борясь со сном, недостатком воздуха и сопротивлением густой жидкости, он что было сил ударил лбом в пластигласовую стенку. Стенка немного прогнулась, а лоб Космо пронзила резкая боль.
Бородач с любопытством подошел ближе.
— Эй, милый, — сказал он с усмешкой. — Пытаешься сбежать? Боюсь, кожа и кости тебе не помогут. — Он постучал по ванне. — Пластиглас. Только штурмовой танк может помочь тебе выбраться отсюда.
Но Космо ничего не слышал, от нестерпимой головной боли у него гудело в ушах. Следовало попробовать еще раз, другого выхода не было. Сжав зубы, он нанес еще один удар по пластигласу. Когда боль ослабла, он заметил тонкую трещину в стенке.
— А ну, прекрати, — сказал бородач, поглаживая трещину большим пальцем. — Мне ж ее потом чинить придется!
«Еще один раз, — подумал Космо. — У меня хватит дыхания только на одну попытку».
Он отвел голову назад и из последних сил нанес удар по тому же месту. Стенки ванны задрожали.
Щель расширилась, стала глубже. Теперь она шла через всю толщину стенки ванны насквозь.
Одна капля. Всего одна капля.
— Перестань, парень, — презрительно фыркнул бородач. — Постарайся уснуть. Избавь себя от страданий.
Трещина расширилась еще больше, стала похожей на паутину с серебристым пауком в центре. Капля желтой кислоты проникла в брешь, разъедая незащищенные внутренние слои пластигласовой стенки.
Бородач нахмурился.
— Как тебе…
Пластиглас раскололся. Возможно, трещинам потребовалось несколько секунд, чтобы разрушить наружную поверхность, но со стороны разрушение выглядело мгновенным. От удивления у бородача отвисла челюсть. Это его и сгубило: содержимое ванны тугой струей ударило наружу, прямо в рот бородача. Щель расширилась еще больше, ванна лопнула, и несколько тысяч галлонов кислоты выплеснулось на пол. Вся комната оказалась залита тонким слоем едкой жидкости. Супернатуралисты в коконах остались лежать на полу как рыбки из разбившегося аквариума.
Но меньше всех повезло бородачу. Его тщедушное тело приняло основной удар потока, не считая более мелких ударов осколков пластигласа. Оператора отбросило к стене, где он и остался лежать в луже кислоты. На лбу у него выросла шишка.
«А теперь можно и поспать, — устало подумал Космо. — Все остальные уже давно спят».
Конечно, праздновать победу было рано, супернатуралисты были без сознания и все еще в целлофановых коконах. В любой момент мог войти какой-нибудь сотрудник «Маичи», или служба безопасности могла включить монитор наблюдения и увидеть, что ситуация в подвале далека от идеальной. Но, по крайней мере, супернатуралисты были живы, а ведь на это даже самый азартный игрок еще несколько мгновений назад вряд ли поставил бы деньги.
Минуты тянулись мучительно медленно, в такт каплям желтой жижи, вытекавшим из расколотой ванны. Время шло, и кислота делала свою работу, медленно разъедая целлофановую пленку. Прошло сорок минут, прежде чем Стефан очутился на свободе. Он вдохнул чистого воздуха, и из легких выветрились остатки транквилизаторного дурмана. К юноше вернулось сознание. Он сбросил с себя остатки целлофана, как бабочка — остатки кокона. С трудом он поднялся на колени, откашлялся и выплюнул смесь целлофана и кислоты. Постепенно сны сменились воспоминаниями о том, что случилось совсем недавно.
— Фаустино, — прошептал он, снимая с головы присоску.
Повторюшка очнулся следующим.
— Что я тебе говорил? Кто оказался предателем?
Стефан сорвал целлофановые ошметки с тела ребенка Бартоли.
— Похоже, все старые друзья последнее время взяли привычку предавать меня.
Повторюшка зашелся в кашле.
— Та «скорая помощь», что тебя подобрала, — просипел он, когда ему немного полегчало. — Ты должен мне поверить. Я ничего не знал.
Стефан похлопал его по плечу.
— Конечно не знал. Она всех нас использовала.
Башкир вытащил Мону из-под пластигласового обломка.
— Кстати, а как нам удалось выбраться из ванны? Я думал, что нас ждет неминуемая смерть.
Повторюшка перевернул Космо на спину. На лбу сверкнула металлическая пластинка.
— Ты мне не поверишь, но новичок снова спас нас. Разбил ванну головой.
Повторюшка положил ладонь на лоб Космо. В месте контакта появилось слабое серебристое свечение.
— Я могу на время избавить его от боли. Исцелиться он должен сам.
Стефан приподнял Мону.
— И все-таки, Повторюшка, ты должен был мне давно обо всем рассказать.
— Ты прав, должен был. Ну вот, теперь ты все знаешь. И что собираешься делать?
Стефан достал капсулу с нюхательной солью из аптечки на поясе и раздавил ее под носом Моны.
— Узнать, зачем Элли Фаустино собирает паразитов.
Мона очнулась с криком:
— Ни за что, мама! Я ни за что не надену это платье!
Стефан поднял ее и положил на хирургический стол.
— Все в порядке, Мона. Все в порядке. Ты среди друзей.
Мона подозрительно прищурилась.
— Никаких платьев?
— Нет никаких платьев. Успокойся. Постарайся не двигаться.
Лицо Моны имело отчетливый зеленоватый оттенок.